Ротмистр Гордеев. Эскадрон особого назначения. Дмитрий Дашко

и того, что Россия ослабеет. Тогда она выпустит из своих дряхлых рук молодое польское государство. Польша станет свободной и независимой, – излагает программу Вержбицкий.

      – С тобой все ясно, – устало машу рукой я.

      – Вашбродь, – напоминает о себе Лукашин.

      – Что, Тимофей?!

      – Дозвольте, я этого пана поучу маленько! – умоляюще просит он.

      – Это как?

      – Нагайкой по жопе отлупцую. Сделаю так, что он теперь никогда не сядет… Ну или сядет, но не скоро…

      Лукашин смотрит на меня с такой надеждой, что мне трудно ему отказать. Но…

      – Прекрасно понимаю тебя, однако тут необходимы другие, более важные меры. Сначала штабс-ротмистра необходимо допросить: установить все его связи, контакты… Не удивлюсь, если кроме него есть и другие предатели.

      – Что потом? – спрашивает Маннергейм.

      – Ну не бросать же его здесь… Придется доставить в военную контрразведку.

      – У вас ничего не получится, – объявляет поляк.

      – Почему?

      – У меня в ворот была зашита ампула с ядом… Как раз на такой случай. Скоро яд подействует. Прощайте, господа!

      Глава 3

      Тело поляка дернулось последний раз в пред-смертной агонии, выгнулось и застыло. Зеленоватая пена на губах, остановившиеся зрачки глядят куда-то мимо нас всех в небеса.

      Поворачиваюсь к барону-троллю.

      – У вас не найдется портсигар?

      – Извольте, – Маннергейм удивлен, он знает, что я не курю, но протягивает мне серебряный портсигар. – Огоньку?

      – Это уже лишнее. Благодарю.

      Беру портсигар, подношу его ко рту только что опочившего Вержбицкого. Внимательно смотрю на отполированную блестящую поверхность. Нет… ни малейшего замутнения… Значит, и правда не дышит.

      И что нам теперь делать с предателем? Вернее, с его телом? Таскать с собой по всем нашим разведывательно-диверсионным делам? Быстро протухнет. Прерывать миссию отряда и возвращаться обратно на нашу сторону фронта? Или похоронить здесь в безымянной могиле?

      – Барон, на пару слов… – возвращаю портсигар хозяину.

      Отходим с Маннергеймом в сторону.

      Делюсь с троллем своими мыслями о вариантах посмертной судьбы пана Вержбицкого. Карл Густав закуривает, пускает дым пижонскими колечками.

      – Каждый из вариантов имеет плюсы и минусы. Тащить с собой в дальнейший рейд, конечно, не стоит. Можно еще отрядить несколько человек и отправить их на нашу сторону с мертвецом и кучей подробных рапортов о произошедшем в придачу.

      – Ослабить отряд? Ладно, утро вечера мудренее… – Поворачиваюсь к бойцам. – Сорока!

      – Здесь, вашбродь, – казак мигом оказывается рядом.

      – До полуночи сторожишь тело, потом тебя сменят.

      Двое бойцов переносят покойника подальше за деревья, Сорока занимает при нем свой пост. Остальные возвращаются в лагерь. Перекусываем. Грамотных усаживаю писать рапорта о выявленном в рядах отряда японском шпионе. Сами с Маннергеймом тоже отдаемся