Холодно в небесах. Книга вторая. Роман-утопия. Ву Вэй

эти вещи, но взгляд его уперся в постель, на которую небрежно сбросили с плеч шелковый халат, который он сам…

      Вэл схватил тубус и выбежал из спальни, запер дверь и, оказавшись в своей комнате, выбросил ключ в окно. Потом он сорвал со стены монитор и бросил его вслед за ключом. Дышать сразу стало легче.

      Вэл сел в кресло и стал смотреть на Байкал, вернее, его цифровую копию. Что-то поджало грудь изнутри, кольнуло больно и заставило согнуться пополам…

      Вэл открыл тубус и вынул оттуда пожелтевший лист бумаги – метрику Нины. В ней была указана дата ее рождения: 07 февраля 2208 года, и место: директория Небеса. В графе «Родители» значилась только мать, Виктория Бер, урожденная колонии Парраль 07 февраля 2172 года.

      «Что за чертовщина? Какая еще колония Парраль?» – удивился Вэл, никогда до этой минуты не подозревавший о существовании не то что Парраль, но и какой-либо иной колонии. Его государство подразделялось на три директории: Небеса, Поднебесье и Окрестность. Никаких колоний в сообществе не было никогда, по крайней мере, сколько Вэл себя помнил. Ни о чем подобном не говорил и отец, да и никто другой, включая Зиги, который, казалось, знал все на свете. Вэл внимательно рассмотрел метрику со всех сторон, не обнаружив ничего нового, чего бы не увидел сразу, он поднес листок к окну, и тогда поверх слова Парраль проступили скрытые символы – такие, какими обычно защищают от подделки ценные бумаги. Это были цифры: 26.934087, 105.682558.

      Вэл переписал их и сохранил в рабочей системе, дав себе слово узнать, что они означают. Убирая метрику в тубус, Вэл неаккуратно свернул листок, и он зацепился за что-то внутри. Вэл отложил метрику и заглянул в тубус, чтобы понять, что там мешает, и увидел, что изнутри он тоже будто исписан. «Раскрой тубус», – вспомнил он слова Фима. Вэл дрожащими руками попытался осторожно разорвать картон, но понял, что без ножа сделать это, не повредив его, не сможет. От этого желание как можно скорее узнать, что скрывается внутри, стало сильнее. У Вэла сердце застучало так громко, что он сам отчетливо слышал двойные удары, выталкивающие кровь в артерии. Пальцы рук похолодели, дыхание участилось, сознание лихорадочно рождало одну версию за другой, никакую не принимая. Вэл был убежден: самое интересное – впереди. Он спрятал и метрику, и тубус в сейф и пошел в кабинет за канцелярским ножом, старой диковинкой с нефритовой рукоятью и стальным лезвием, подаренным ему когда-то давно кем-то из сенаторов. Воспользоваться им пока не пришлось, и нож лежал в ящике стола, ожидая своего часа.

      Меньше всего желая сейчас с кем-нибудь повстречаться, Вэл стал подниматься в кабинет через зимний сад по боковой лестнице – обычно ею никто кроме него не пользовался. Стеклянное пространство сада заполнилось сладковатым ароматом расцветших фаленопсисов. Воздух впитал его столько, что у Вэла закружилась голова. Он остановился, зачарованно осматриваясь по сторонам. «Вот жизнь, идущая своим чередом, соблюдая законы природы и отвечая на смену сезона буйством цветения. Так и должно быть,