Золотая пыль (сборник). Генри Сетон Мерримен

а он подарил ей драгоценности, это старая сказка, которая часто пересказывается, ибо в человеческой любви нам приходится принимать не то, в чем мы нуждаемся, а то, что нам дают.

      – Никто в Данциге, – сказал Казимир, – не может быть так счастлив, как я, узнав, что ваш отец избежал ареста.

      И она, со все еще отражавшимся блеском бриллиантов в темно-серых глазах, поверила ему. Он завернул ее в плащ и осторожно накрыл волосы капюшоном.

      – Я должен немедленно проводить вас домой. А пока мы будем идти по улицам, вы расскажете мне, как это случилось и каким образом вам удалось прийти ко мне.

      – Дезирэ еще не спала, – ответила Матильда. – Она дождалась моего возвращения и тотчас все рассказала. Затем она легла, а я ждала, пока она уснет. Это она все сделала.

      Казимир, запиравший ящики письменного стола, бросил на Матильду проницательный взгляд.

      – А! Но не одна?

      – Нет… не одна. Я расскажу вам все по дороге.

      Глава XI

      Волна надвигается

      La mеme fermetе qui sert a resister a l’amour

      sert aussi a le rendre violent et durable[9].

      На одной только войне допускается, что может случиться неожиданное. В любви и домашних злоключениях всегда находится какой-нибудь родственник, который «всегда это знал».

      Весть о том, что Наполеон в Вильне, поспешно брошенной русскими, явилась в Данциг неожиданным и неприятным сюрпризом.

      В доме на Фрауэнгассе эта новость была принесена в один жаркий июльский день папашей Барлашем. Он вернулся раньше обыкновенного и послал Лизу наверх, объяснив ей жестами, которые она перевела на немецкий язык, что ему необходимо немедленно видеть молодых хозяек. Очень давно, в дни Великой монархии, папаша Барлаш рос, вероятно, в крестьянской хижине на тех северных берегах Франции, где воспитывается французская раса, поразительно схожая с наследственным врагом по ту сторону канала, где и по сей день мужчины у дверей снимают деревянные башмаки, считая, что честному пахарю нечего делать под крышей в иной одежде, как в чулках и рубашке.

      Барлаш в доме Себастьяна еще ни разу не ходил наверх и полагал, что, из уважения к дамам, он должен снимать свои сапоги на пороге и бродить по кухне в грубых синих шерстяных чулках, которые он сам тщательно штопал под презрительными взглядами Лизы.

      Он сидел на кухне, когда Матильда и Дезирэ сошли вниз на его зов. В одном углу были свалены на полу все его вещи, так как Барлаш никогда не пользовался столом и шкафом.

      – Он занимает не больше места, чем кошка, – сказала однажды про него Лиза. – Он никогда не путается под ногами.

      На это Барлаш ответил:

      – Она всюду оставляет свои сальные тарелки. Приходится думать о себе и о своем мундире.

      Когда молодые девушки подошли к Барлашу, он был в чулках и в расстегнутом мундире.

      – Ай, ай, ай! – закричал он, изображая обеими руками лошадиный галоп. – Русские! – объяснил он шепотом.

      – Разве было сражение? – спросила Дезирэ.

      – Пуф! – ответил Барлаш не без

9

Та же твердость, которая помогает устоять против любви, служит для того, чтобы делать любовь сильной и прочной (фр.).