Золотая пыль (сборник). Генри Сетон Мерримен

взяв свою шапку из грубого темного меха, какие моряки надевают даже летними ночами в северных морях.

      – Пойдемте, – прибавил он, – вы можете рассказать мне все по дороге.

      Но они молчали, пока матрос вез их до набережной. Им, вероятно, удастся пройти незамеченными, так как в то время в Данциге находилось много иностранных моряков и Луи д’Аррагон мог легко сойти за француза, привезшего грузы из Бордо, Бреста и Шербурга.

      – Теперь рассказывайте, – сказал он, когда они пошли рядом по набережной.

      И Дезирэ живо окунулась в свою историю, которая оказалась несколько несвязна, вследствие, может быть, откровенности девушки.

      – Стойте! Стойте! – серьезно прервал он ее. – Кто такой Барлаш?

      Луи шел несколько медленно в своих грубых морских сапогах, и Дезирэ инстинктивно заговорила менее быстро, когда начала объяснять ту роль, которую играл Барлаш.

      – И вы доверяете ему?

      – Конечно, – ответила она.

      – Почему?

      – Ах, какой вы формалист! – воскликнула Дезирэ. – Не знаю. Полагаю, потому, что он достоин доверия.

      Дезирэ продолжала рассказ, но вдруг остановилась и, посмотрев на д’Аррагона из-под своего капюшона, сказала:

      – Вы молчите. Не знаете ли вы чего-нибудь о моем отце, что мне неизвестно? Вы поэтому молчите?

      – Нет, – ответил он. – Я стараюсь следить за вашим рассказом, вот и все. Вы так много оставляете неясным.

      – Но теперь некогда все объяснять, – возразила Дезирэ. – Каждое мгновение дорого. Я все объясню вам в другой раз. В настоящую минуту я думаю только об отце и об опасности, в которой он находится. Если бы не Барлаш, отец сидел бы уже в тюрьме. Но опасность отведена только наполовину. Сам отец такой беспомощный. Надо все делать за него. Когда он пребывает в апатии, он сам ничего не предпринимает. Понимаете?

      – Отчасти, – ответил Луи.

      – Ах! – воскликнула она нетерпеливо. – Сразу видно, что вы англичанин.

      Несмотря на свою торопливость, она и тут нашла время улыбнуться. Дезирэ была достаточно молода и с легкостью неслась по морю надежд, которое с течением времени так убывает, что люди остаются на мели жестокой жизни.

      – Вы забыли, – сказал он, защищаясь.

      – Что я забыла?

      – Что неделю тому назад я ни разу не видел ни Данцига, ни вашего отца, ни вашей сестры, ни Фрауэнгассе. Неделю тому назад я не знал, что существует на свете кто-то по имени Себастьян, и мне было все равно.

      – Да, – задумчиво согласилась Дезирэ. – Я это забыла.

      Они долго шли молча, пока не добрались до ворот Святого Духа.

      – Но вы можете помочь ему убежать, – сказала, наконец, Дезирэ, как бы следуя своим мыслям.

      – Да, по-видимому. – Ответ был немногословен, или, может быть, Луи приобрел привычку отвечать так, живя среди людей, ежедневная речь которых состоит только из «да, да» и «нет, нет».

      Они молча прошли по узким улицам, и Дезирэ свернула в переулок, соединяющий улицу Святого Духа с Фрауэнгассе.

      – Нам