После бури. Фредрик Бакман

искусственный каток и на следующий день позвала туда одноклассников. Как же она удивилась, когда обнаружила, что многие из них не умеют стоять на коньках. В Бьорнстаде на коньках катались все дети; может, кто-то не умел ездить на велосипеде, но как можно не стоять на коньках? Осенью ее новые подружки жаловались на холод и депрессию от недостатка света, а Мае было стыдно себе признаться, что она презирает этих слабачек. Депрессия от недостатка света в городе, где всегда и везде горят фонари и лампы? Холод? Да разве это холод!

      Мая помнила, как у нее остановилось дыхание, когда она в свои шесть лет ехала на коньках по озеру и провалилась под лед. Вот это холод. Они тогда только переехали в Бьорнстад, и никто не знал, что она пошла на озеро; ей бы без сомнений пришел конец, если бы чья-то рука не схватила ее и не вытащила из воды. Ана, такая тощая, будто дома ее не кормят, но уже тогда невероятно сильная, сидела перед ней на льду и недоуменно таращила на нее глаза. Мая что, не видела, как поменялся цвет льда? Разве это не ясно? Ана решила, что Мая полная дура, а Мая решила, что Ана просто дебилка, и они сразу стали лучшими друзьями. Ана учила Маю стрелять из ружья, а папа Аны шутил, что эти двое – «самая маленькая, но самая опасная команда охотников в наших краях». Иногда Мае удавалось вообразить, будто Бьорнстад стал ее домом. Правда, ненадолго.

      Однажды Мая ночевала у Аны – обычно бывало наоборот, но в тот раз они решили провести ночь в лесу, а погода испортилась, и они пошли спать туда, куда ближе. Поздно вечером они услышали, как Анин отец разговаривает по телефону. Кто-то видел волка. Папа спросил: «Вы же не заявили?»

      Мая не поняла, что это значит, и Ана шепотом объяснила: «О волке надо сообщать местным властям, если сообщишь, значит, волк существует, понимаешь?» Мая все равно не понимала, и тогда Ана вздохнула: «Если волк существует, значит, власти его недосчитаются, когда он исчезнет. А если его нет, то он и исчезнуть не может. Ну… УЗМ».

      За отцом приехал какой-то мужчина, на переднем сиденье в его машине лежало ружье, а в прицепе были лопаты. Когда они на рассвете вернулись домой, на подошвах у них была земля с кровью. Убей, закопай, молчи. Мая запомнила.

      Несколько часов спустя за ней приехала Мира, и Мая сделала вид, что все в порядке, и только позднее она поняла, что мама тоже сделала вид. Она, как и все в Бьорнстаде, прекрасно знала, что стало с волком. Интересно, вспоминает ли мама ту историю, думает ли, насколько тогдашнее молчание сродни тому, которому Бьорнстад учит своих детей?

      Единственной, кто не молчал, была Рамона. Мая совсем забыла тот случай – бывает, мозг архивирует какое-нибудь воспоминание, а потом оно вдруг всплывает в нужный момент в другом конце страны. Через несколько дней после того, как Мая узнала, что значит УЗМ, они с Аной поехали в бар «Шкура» забрать у Аниного папы ключи от машины: иногда он напивался до такой степени, что готов был продать ее за две кружки пива, и Рамона охотно шла на такую сделку, ведь в таком виде лучше идти домой на своих двоих,