Двор чудес. Мишель Зевако

крепко сжав виски ладонями, он думал:

      «Она любит!.. Никогда я не страдал ужаснее… Любит короля!.. До чего же сильно она любит его, чтобы задумать и совершить такое безумство, как она! Отравила себя, чтобы отравить короля… Погубила свою красоту, чтобы погубить его жизнь… Она его любит! А я, несчастный, кто для нее? Жалкое орудие! Она сама так сказала… А я согласился… Да, согласился! И соглашаюсь! Что с того, что мысль ее будет с другим, если сама она – со мной! О, восторг часов любви! А тот человек – король, проехавший с гордой улыбкой, – он умрет! Я выношу ему приговор! Пусть даже она сама теперь захочет его спасти – уже поздно! Моя ненависть сделает больше всех ядов…»

      Он встал и погрозил кулаком. Ужасен был его вид.

      Мадлен Феррон неотрывно следила за ним в слуховое окно. Увидела, что он так страшен и грозен, и улыбка мелькнула не ее бледных губах.

      IX. Гонец из Парижа

      К замку Фонтенбло примыкал огромный парк, прекрасные остатки которого можно видеть и поныне. Парк был окружен со всех сторон высокой стеной.

      Когда в замок приезжал Франциск I, вдоль всей стены с внутренней стороны расставляли стражу. Между постами расстояние было около ста шагов.

      Трибуле уже дважды бывал в Фонтенбло вместе с королем. Он все это знал в подробностях. И все же он решил попасть в замок через парк. Своим планом он поделился с Рагастеном и Манфредом: любой ценой попасть в парк и разузнать, в котором из помещений замка заперли Жилет.

      Там уж он достаточно хорошо знал расположение всех комнат, чтобы темной ночью пробраться туда вместе с друзьями.

      Они вчетвером проберутся в замок, готовые убить всякого, кто встанет у них на пути, доберутся до Жилет, похитят ее и уедут в Италию.

      В первый же вечер Трибуле с тремя товарищами отправился изучать окрестности замка. Проходя мимо роскошного фасада, Рагастен с Манфредом убедились: иначе, как через парк, попасть сюда невозможно. Во дворе стояло полно вооруженных людей.

      Со стороны же парка было темно и пустынно. Они пошли вдоль стены. С другой стороны временами доносились крики перекликающихся часовых.

      Товарищи обошли весь парк кругом. Сзади стена местами обветшала: кирпичи повываливались, появились дыры.

      Все четверо вернулись домой: в тот вечер им ничего не удалось предпринять.

      То же и на другой день, и после: в единственном месте, где можно было перебраться, стоял часовой. Всем четверым претила мысль, что придется убить ни в чем не повинного человека, а то ничего не выйдет. Так прошло десять томительных дней.

      Манфред отчаивался, и отчаянье лишало его рассудка. Он говорил: надо войти в замок среди бела дня, напасть прямо на короля, вызвать его на бой!

      Вечером одиннадцатого дня Рагастен вполголоса совещался с Трибуле.

      – Придется его убирать! – мрачно сказал Трибуле.

      – Часового?

      – Ну да… ведь иначе ничего не сделаешь…

      – Тогда я беру его на себя, – сказал Рагастен.

      Он надеялся, что сможет прыгнуть на солдата и связать так скоро, что тот не успеет закричать.

      И вот товарищи в одиннадцатый раз подошли к стене.

      Было