Три товарища. Возлюби ближнего своего. Эрих Мария Ремарк

обслуживал бензоколонку, приносил еду на завтрак, убирал в конце рабочего дня. Был он щупл, весь в веснушках и с самыми огромными оттопыренными ушами, какие мне только доводилось видеть. Кестер говорил, что если бы Юпп упал с самолета, с ним бы ничего не случилось: он плавно опустился бы на землю на ушах, как на планере.

      Мы позвали Юппа. Ленц прочитал ему объявление.

      – Тебя заинтересовала бы такая машина, Юпп? – спросил Кестер.

      – Машина? – переспросил Юпп.

      Я засмеялся.

      – Разумеется, машина, – проворчал Готфрид. – Не лошадь же.

      – А есть у нее прямое переключение скоростей? А как управляется кулачковый вал – сверху? А тормоза гидравлические? – невозмутимо осведомился Юпп.

      – Кретин, да ведь это же наш «кадиллак»! – прошипел Ленц.

      – Не может быть, – возразил Юпп, осклабя рот до ушей.

      – Съел, Готфрид? – сказал Кестер. – Вот тебе и современная романтика.

      – Катись-ка ты к своему насосу, Юпп. Проклятое дитя двадцатого века!

      Ленц, недовольно бурча, скрылся в мастерской, чтобы, не теряя поэтического накала в своем объявлении, придать ему все же больше технического веса.

      Несколько минут спустя в нашем дворе неожиданно появился обер-инспектор Барзиг. Мы встретили его с превеликим почтением. Он был инженером и экспертом автомобильного страхового общества «Феникс», то есть человеком влиятельным, если говорить о распределении заказов на ремонт. У нас с ним были налажены прекрасные отношения. Как инженер он, правда, был сам стоокий сатана, ни в чем не дававший спуску, зато как знаток бабочек он был мягче воска. У него была большая коллекция, которую и мы однажды удачно пополнили, подарив ему огромную ночную бабочку, залетевшую к нам в мастерскую. Барзиг даже весь побледнел и приобрел крайне торжественный вид, когда мы вручали ему эту тварь. Оказалось, то была «мертвая голова», величайшая редкость, коей как раз недоставало в его собрании. Он никогда не забывал об этой услуге и с тех пор снабжал нас заказами, как только мог. А мы за то ловили ему все, что только могли поймать.

      – Рюмочку вермута, господин Барзиг? – спросил Ленц, вполне пришедший в себя после конфуза.

      – До вечера ни капли спиртного, – ответил Барзиг. – Это у меня железный принцип.

      – Принципы нужно иногда нарушать, иначе от них никакой радости, – возразил Готфрид, наливая. – За грядущее процветание бражника, «павлиньего глаза» и перламутровки.

      Барзиг колебался недолго.

      – Ну, раз уж вы заходите мне в тыл с этой стороны, то я вынужден сдаться, – сказал он, беря в руки рюмку. – Но тогда уж чокнемся и за «воловий глаз». – И он ухмыльнулся с таким видом, будто отпустил какую-нибудь двусмысленную шутку по адресу женщины. – Дело в том, что я тут недавно открыл новую разновидность – со щетинистыми усиками.

      – Черт возьми, – воскликнул Ленц, – вот так штука! Теперь вы, стало быть, первооткрыватель, и ваше имя запишут на скрижалях науки!

      Мы выпили еще по одной во славу щетинистых усиков, Барзиг вытер подбородок.

      – А