Город Утренней Зари. Плач Пророка. Марк Корнилов

но это не так, – тень Отца приблизилась к самому уху Пророка. – Тебе будет больно, чтобы ты не забывала про то, что ты часть человечества. Иначе ты возгордишься и отпадешь от меня. Ты же помнишь, что случилось с падшим ангелом и сыном Утренней Зари, когда он подумал, что он – бог?

      – Да, я помню, – после этих слов лицо Пророка окончательно утратило следы детского этапа её жизни.

      – Я понимаю, что из-за бед человечества ты и Мой Сыном берете на себя ношу, которую ещё вам рано нести…

      – Я смогу Отец! – перебила его Пророк.

      – Да, конечно, – тень переместилась к другому уху. – Но больше тебе нельзя так часто изливать мой свет на остальных. Ты же Пророк! Проповедуй. Обращайся к их сердцам, к их разуму, подготавливая их принятию Сына.

      – Но если я не покажу им твоего света, как же они примут тебя?

      – Сначала ты должна открыть их сердца, а потом уже изливать Мой свет, – бархатный тембр Отца успокаивал душу Пророка. – Ты увидишь, что это гораздо легче.

      – Почему Ты не сказал об этом раньше? – удивилась она.

      – Ты слишком ревностная и не послушала бы меня, а сейчас ты убедилась, что нужно делать именно так.

      – Аминь! – приняла его слова Пророк. – Как скоро я смогу это…

      – Очень скоро, Мариам! Очень скоро! – Отец изобразил озабоченность. – Но сейчас тебе нужно отдохнуть. Спи, моя девочка, спи!

      От этих слов Отца, она сразу же заснула, а он перенес её на кровать. Эта игра в заботливость забавляла его тем, что он вновь показывал небесам насколько они ошибаются в нем. Почему он раньше так себя не вел? Опять же, чтобы показать, как все ошибаются в нем. Сейчас он, как никогда близок, чтобы доказать каждому атому этой тварной вселенной и её Создателю, что они не правы – этот ангельский дофамин наполнял Отца такой энергией, что прошедшие тысячелетия ожидания уже ничего не стоили.

      Он смотрел на мерное дыхание Пророка и спокойно ждал, когда Эсмеральда Стоун после легкого стука зайдет в номер вместе со своим мужем. Они подошли в кровати.

      – Посмотри на неё, – шепотом произнесла Эмма. – Она обессилена. Неужели Бог настолько жесток, чтобы требовать от нашей девочки такое.

      – Ты же знаешь, что именно от неё Он и может ожидать всего этого, – ответил Генри Стоун.

      Он смотрел на свою дочь, которая повернулась набок и так до боли знакомо подвернула под себя ноги. Но при этом, он видел, что она уже далеко не его маленькая Мэри. Как быстро пролетело время, когда они были той семьей, о которой так долго мечтали. Ему было грустно, что он сам был виноват в этом, но более спокойно воспринимал происходящее, чем его жена. Он обнял её, и они еще несколько минут смотрели на спящую дочь, дыхание которой было собранным даже во сне.

      – Пойдем, дорогая, – все также шепотом сказал Генри.

      Они поднялись на крышу, где ночной воздух действовал успокаивающе. Кимберли был погружен в тишину. Эта не был тишина мертвого или равнодушного города, но преисполненного надеждой, спящего и готового пробудиться завтра для новой жизни.

      – Завтра я вернусь в Йоханнесбург, –