Забытый берег Эрбфорда. София Оуингресс

птиц, протяжным скрипом лестницы, хлопаньем дверей, дребезжащим звоном посуды в кухне. Мимо меня проносились тысячи и тысячи звуков, я могла слышать, как шуршат парящие в воздухе крохотные комки пыли. Я приподняла невесомый подол ночной сорочки, пальцы босых ног оживленно задвигались, под ними возникло грубое дерево дощатых половиц. Ноги окутало волной ледяного воздуха, тянущегося сквозняком по полу комнаты. Сухие губы робко дотронулись до стянутой белесой кожи колен- трепетно поцеловали одну, затем вторую.

      Я обернулась на зеркало- за ним не было никого, только мое отражение, любое движение которого было предсказуемым и своевременным. Я совершенно точно не могла избавиться ни от воспоминаний, ни от мыслей, но мое естество было одноликим. Не существовало ни прошлой меня, ни настоящей- вся едина.

      Ноги мягко ступали на сухую траву, я вышла за сад и двинулась прямиком к побережью. Туфли произвольно покачивались в руке. Я сняла их, когда покидала поместье, и осталась босой, чтобы ничто не мешало ощутить, как мелкие камешки гальки впиваются в пятки, как разогретый за день песок обжигает пальцы, как его маленькие песчинки щекочут кожу, как высушенные стебли царапают ступни, оставляя тонкие кровоточащие порезы. Я столько раз представляла, каково это- в свободном полете рассечь потоки воздуха, с глухим ударом свалиться на омытые соленой водой отточенные камни и остаться там навсегда, ощущая, как из-под волос растекается горячая густая масса. Но это было бессмысленно- мир не пошатнется, не заметит отсутствия одного сердечного биения. Корабли и груженные баржи будут продолжать размеренно плыть, пересекая бесконечные темные воды морей и океанов, ветер не поменяет направления, ранним утром люди привычно поцелуют детей и отправятся на заводы, в бухгалтерские конторы, на биржи, заведутся машины, в ответ на их рев с задних дворов залают собаки. Все придет в движение, которое зовется жизнью. А я не пошевельнусь ни от единого звука, буду как рыба, выброшенная на берег, бездыханно лежать где-то на краю этого движения. Эта рыба смиренно наблюдает за течением времени, не способная встать, размять фантомные конечности. Её рот открывается в безмолвном вздохе, полном отчаяния и ярости, слепой надежды на спасение. Она ждет шумной волны, которая подхватит и унесет её измученное тело в открытое море, туда, где можно свободно расправить жабры и, наконец, задышать. Но пока рыба лежит на камнях, и лучи солнца постепенно испаряют влагу с её склизкой чешуи.

      Невозможность вернуться в жизнь – вот, что по-настоящему пугало. В моих костях прочно обосновались железные ржавые прутья развалившейся клетки, они обвились лозами тонких сосудов и стали моей истинной плотью. Ничто не могло избавить тело от этой невыносимой муки.

      Я вернулась в поместье на закате, пролежав весь день на траве холма, слушая шум вздымающихся волн.

      –Завтра утром прибудет доктор, прошу, приведи себя в порядок, – мама встретила меня на пороге, она выглядела уставшей, её взгляд