Двадцатый год. Книга первая. Виктор Костевич

такая мысль ему и никому другому после разговоров с Басей в голову не приходила.

      * * *

      Бася приоткрыла дверь в кабинет заведующего подотделом.

      – Вы позволите, товарищ Коханчик?

      Обосновавшийся за солидным бюро одутловатый человек с вислыми à la гетман Хмельницкий усами, в вышитой сорочке под английским пиджаком, был сегодня необыкновенно радушен.

      – Проходите, товарищ Котвицкая! Вы прям-буквально вся легкая на помине.

      Ощутив в молчании Баси вопрос, обладатель вышитой сорочки пояснил:

      – Тут человек до вас пришел. Соотечественник.

      – До меня?

      Только сейчас Барбара заметила сидевшего в углу, возле года три не мытого окна мужчину. Тоже с усами, но аккуратно, по-военному подстриженными, в песочного цвета британском френче и добротных, с «козырьками» кавалерийских сапогах. Когда он встал, то оказался довольно строен и поклонился Басе весьма учтиво. Казалось, он охотно бы поцеловал Барбаре руку. Однако Бася руки не протянула, ограничилась вежливым кивком. Коханчик сообщил, с загадочной улыбкой:

      – А я пока пойду, работа. Товарищ Котвицкая в вашем полном распоряжении, товарищ Збигнев.

      Бася поглядела на завподотделом с удивлением.

      – Что вы хотите сказать, Афанасий Гордеевич?

      Коханчик, один из пришедших в наркомат в девятнадцатом, на столовку и паек, раздражал ее с момента появления в завподотдельском кабинете. Виновной в карьерном успехе Коханчика Барбара отчасти считала себя, поскольку не приняла предложения наркома самой сесть в начальственное кресло. Но Бася не предполагала, что ее отказом воспользуется дикий и невежественный болван, единственное достоинство которого – надежное происхождение. Теперь страдали все, даже идиотка Зина.

      Военный, чуть смущенный глупостью Коханчика и сталью в голосе Барбары, постарался погасить конфликт.

      – Я думаю, товарищ Котфицка, что товарищ Коханчик хотел сказать только то, что мы можем говорить с товарищем о определенных вещах, которые могут быть товарищу интересные, а товарищу Коханчику нет. Я правильно объяснил ваши слова, Афанасий Гордеевич?

      Носитель вышитой сорочки, так и не сообразив, чем вновь разгневал гордую полячку, буркнул обиженно: «Разумеется», – и удалился. Бася, не дожидаясь приглашения (от кого?), села на стоявший перед бюро завподотдела стул. Военный, лицо которого ей показалось знакомым, перебрался в завподотдельское кресло. Продолжая разговор, он старательно и, можно сказать, немилосердно акал.

      – Афанасий Гордеевич, пожалуй, имеет хлопоты с русским языком. – Уверенно исключив Украину, родину Коханчика, из национальной русской общности, странный военный убедительно подтвердил свое польское происхождение. – Но не только он. Я также не всегда уверенный, что умею правильно выражать мысли. Если товарищ позволит, я буду говорить на отчем языке. Он у меня и у товарища тот самый.

      – Тот самый, – миролюбиво согласилась Бася. – Bardzo proszę.

      Товарищ Збигнев улыбнулся.

      – И сразу стало легче. Я не так давно в России,