Ледяной ветер Суоми. Николай Свечин

княжества Финляндского.

      Лыков заерзал, но Джунковский не дал ему рта раскрыть:

      – Он единственный в таком роде, других финляндцы не примут. А его примут.

      – Повторяю вопрос: почему?

      Тут заговорил Белецкий:

      – Лыков – уголовный сыщик и не лезет в политику. Тем более в вопросы взаимоотношений столицы с ее окраиной. Алексей Николаевич у нас вообще… либерал. Он готов всех отпустить из-под горностаевой мантии русского царя: поляков, ингерманландцев, даже малороссов-мазепинцев…

      На этих словах Маклаков шутя погрозил Лыкову пальцем. Директор Департамента полиции продолжил:

      – Финляндцы недолюбливают русских, но для статского советника делают исключение. Потому что он дважды помогал тамошней полиции арестовывать их негодяев, и оба раза с риском для жизни!

      – А что за негодяи? – заинтересовался министр.

      – Один – это небезызвестный Ёста Аальто, десять лет назад убивший целую семью в Котке и спрятавшийся в Москве. Для его поисков сюда командировали двух финляндских сыщиков. Мы придали им Лыкова, и тот захватил убийцу в Даниловке после горячей перестрелки. Один из тех сыщиков, что вместе с ним шел на пули, теперь служит начальником криминальной полиции Гельсингфорса. Так у них сыскное отделение называется.

      – Очень хорошо! – начал соображать Маклаков. – Он ведь вас не забыл, Алексей Николаевич?

      – Не забыл.

      – Вот пусть и отработает должок! А второй что за случай?

      Белецкий почтительно продолжил:

      – Второй был о прошлом годе, в самой Финляндии. Туда драпанул некто Клевезет, называющий себя анархистом, а на самом деле обычный бандит. Тамошние ребята сначала не хотели его искать. Мы послали Алексея Николаича и с ним фотографии жертв негодяя. Троих застрелил, сволочь, включая гимназиста шестого класса… Финляндцы поняли, что тут политики нет, а простая уголовщина. Настоящего анархиста они бы ловить не стали, а этого взялись. И обнаружили в Торнео, Клевезет уже сел на германский пароход. Злодей принялся отстреливаться из каюты. Алексей Николаич заявил коллегам, что они не должны рисковать своими жизнями при аресте русского, когда рядом с ними имеется другой русский. И в одиночку заарестовал дрянь. Такой поступок тоже не забывается. Поэтому статский советник Лыков – единственный сейчас российский полицейский чиновник, с которым чухонцы будут иметь дело.

      – Но как же хомяковская комиссия? – вскинулся сыщик. – Там много еще вопросов. Реформа полиции – что сейчас может быть важнее?

      Маклаков попытался придать своему голосу участливость:

      – Конечно, это очень важно. Но… сам Фредерикс телефонировал… Который видит государя каждый день. Вынужден приказать вам отложить пока дела думской комиссии и срочно выехать в Гельсингфорс на поиски… как уж его?

      – Хейкки Раутапяя, – подсказал Джунковский, зачитав заковыристое имя по бумажке.

      Лыков встал:

      – Слушаюсь. Разрешите идти?

      – Да, поторопитесь, дело срочное. Степан Петрович, держите меня