Моя любовь. Роман без тональности. Семён Юлиан

пустота, такая страшная, мне аж плохо стало. Откуда это у него. Мы со Светой работаем, я не пью, не курю. Какое воспитание? Он с 15 лет это начал. И всё деньги у матери просил. «Дай денег, дай!» И из тюрьмы звонил постоянно. «Я в долгах! Вышли денег!» Откуда там долг? Проиграл, наверное. Придёт к Свете на работу в аптеку, дай денег, говорит, а то всё здесь побью. Ну она же не может отказать… Что б всё спокойно. Даст ему. Два раза милицию вызывали. Милиция забрала, а потом вернулись, говорят: «Мы его отпускаем, он говорит: «А что, я пришёл к маме на работу попросить десять рублей, что здесь такого?» А он приходит к ней и смеётся: «Ну что ваши менты мне сделали?» Я его душил несколько раз. Раз приехал на такси, заходит с водителем: «Ма, расплатись, я на такси приехал». Сам пьяный. Я не выдержал, схватил его и стал душить. Он хрипит, Света с Сашей выскочили, меня оттаскивают. Водитель в ужасе, выскочил, «ничего не надо», и убежал, бегом, сам растерялся. Мы до сих пор вздрагиваем от любого шума ночью – придёт и стучит в дверь. «Буду стучать, пока не откроете». Я ему говорю, начинаю, «не трогай мать», а он «это моя мама», «ты вообще не вмешивайся, это моя мама». Вроде как я его учу, поучаю, лезу не в своё дело. Так смотрит этим своим пустым взглядом и повторяет: «Это моя мама!» Потом, как я его душил, я так посмотрел в его глаза и увидел там… Как ужас, преисподнюю… Вот есть в некоторых дьявол, внутри сидит. Я так посмотрел в глаза ему, у меня так коленки подкосились, я так и упал, всё как похолодело. Он убежал. Потом пришёл с двумя пацанами. Спрашивает у матери: «Где Вася?» – «Он в туалете, ему плохо. Зачем он тебе?» – «Поговорить с ним надо». Это он парней привёл, разбираться со мной. Света выглянула на лестницу, двое стоят: «Что ж вы трое на одного пришли? Уходите, ребята, нечего вам здесь делать!» Ну те, правда, сразу ушли. А он на меня с ножом несколько раз бросался. Ну так, машет только, но ни разу не зацепил. Света не может ничего сказать, сын всё-таки, родная кровь. Я ей говорю… Я тогда к матери ушёл. Я говорю – или я его придушу, меня посадят, не могу так. Ушёл к матери. Но приходил, всё равно надо дома дела делать. Я вот думаю, как мне с ним драться было… Я видел, как он раз дрался. Мы были у бабы Наты, он звонит, дай денег. А та сказала, где мы, ну зачем сказала? Он пришёл, никакой, пьяный. Сидит у забора, «дайденег», как полуспит. Тут какие-то три парня, тоже пьяные, что-то под забором стали. Света им: «Идите ребята». Они ей слово-два. Он пьяный, но смотрит: маму обижают. На них. Начали драться. Они его бьют, сбили, давай ногами. Он вскакивает, тоже, как их бьёт, и уворачивается, падает, снова встаёт, он как зверь, ничего не видит, потом к ним четвёртый подбежал. Мы разнимаем, он весь в крови, кровь брызжет… Они мне: «Уйди, мужик, не лезь!» Вот я так подумал, его четверо не могли сложить, как бы я сам с ним справился?

      А у него каждый день новый телефон. Говорит: «Странные эти родители. Маленьким детям такие телефоны покупают навороченные. Я ему: дай телефон позвонить. Он даёт…» А что ему, скажет: «Я попросил, а он дал». А отдать… Скажет: «Забыл отдать».

      Потом ногу сломал. Ходит на костылях. Ему лежать, а он с ногой ходит. Врачи говорят, мозгов нет, что ли? Нога же сломана.