Вендетта. Мария Корелли

меня похоронили. Может, стоит и его тоже починить и забить крышку, словно мое тело все еще оставалось внутри? Нет, лучше оставить его как есть – грубо поломанным и открытым, в таком виде он мне еще пригодится.

      Закончив все дела здесь, я выполз через бандитский проход, закрыв его за собой с чрезвычайным тщанием и осторожностью, и затем направил свои шаги прямиком к пристани Моло. Я поспрашивал среди моряков, которые там околачивались, и узнал, что один небольшой бриг как раз готовился к отплытию в Палермо. Палермо подходило мне как нельзя лучше, так что я отыскал капитана судна. Это был темнолицый моряк с веселыми глазами, который обнажил свои белоснежные сияющие зубы в самой любезной улыбке, когда я изъявил свое желание отправиться с ним, и немедленно согласился на очень умеренную сумму, которая, однако, как я позже узнал, составляла тройной размер стандартной оплаты. Но прекрасный жулик обманул меня с такой легкой и изящной любезностью, что я едва ли об этом догадался бы, не признайся он в этом сам. Я слышал до этого об открытой и глупой честности англичан. Осмелюсь признать, что некоторая правда в этом есть, но для меня лучше оказаться обманутым дружелюбным товарищем, который подарит и веселую шутку, и яркий взгляд, чем оплатить настоящую цену неотесанному хаму, которому редко достает вежливости даже на то, чтобы пожелать вам доброго дня.

      Мы отправились в плавание примерно в девять часов. Утро было ярким, и воздух для Неаполя казался почти холодным. Вода слегка колыхалась вдоль бортов нашего маленького корабля, издавая булькающий болтливый ропот, как будто оживленно рассказывала обо всех приятных вещах, которые встречала между рассветом и закатом солнца. О кораллах и переплетающихся морских водорослях, которые росли в синих глубинах; о маленьких сверкающих рыбках, прыгающих в разные стороны между волнами; о тонких раковинах, внутри которых обитают еще более нежные существа: фантастические маленькие создания, прекрасные, как тонкое кружево, которые выглядывают из розовых и белых дверей своих прозрачных домиков и с интересом смотрят на мерцание сине-зеленого и вечно движущегося вокруг них элемента так же, как и мы смотрим на широкий купол неба, плотно усеянный звездами. Обо всех этих вещах и еще о многом странном и приятном, сплетничала вода, нескончаемо лепетавшая вдоль бортов, думаю, у нее даже было что поведать мне о женщине и женской любви. Она радостно рассказывала мне о том, сколько прекрасных женских тел она видела, поглощенных холодными объятиями воинственного моря; тел, изящных и мягких, как мечты поэта, но брошенных, несмотря на всю их изящную красоту, в жестокую пучину неистовых волн, упавших на галечное дно на съедение подводным монстрам.

      Когда я сидел сложа руки на палубе корабля и смотрел вниз, в ясное Средиземное море, блестяще-синее, как озеро из расплавленных сапфиров, то мне казалось, что я видел ее – Далилу1 моей жизни, лежащую на золотом

1

Далила – в Ветхом Завете женщина-филистимлянка, обольстившая и предавшая Самсона.