Долгая дорога к тебе. Оксана Александровна Ливанова

в своё пространство постороннего мне человека. Когда я вдруг поняла, что это не гостеприимно, и обратила на него внимание, он уже вовсю орудовал моей кофе – машиной, и даже разлил напиток по чашкам.

      – Дерзко, молодой человек – сказала я и спрыгнув с подоконника, схватила кофе. Обожгла пальцы и губы, но сладкий глоток я сделала. Когда села в своё кресло, жестом попросила его присесть тоже. Он сделал как я просила, и отпил свой напиток, прямо глядя мне в глаза.

      – Анна Викторовна, в операционной, как вы наверняка знаете, все эмоции всегда наружу. Я вам не нравлюсь? – спросил он, и отвернул в голову к окну.

      – Нравитесь – сказала я и снова густо покраснела. «Что такое? Давление что ли подскакивает? Надо померить. Я чего-то краснею сегодня, как девочка» – думала я и пыталась сосредоточиться на том, что сейчас ляпнула.

      – Так дело в том, что нравлюсь, или дело в том, что я плохо оперирую? – снова спросил он.

      – И в первом, и во втором случае – это правда, – сказала я и вздохнула, – вы совершенно не держите руку. Во время операции, вы сделали двенадцать ошибок, хотя стояли всего лишь на крючках. Я своим, не прощаю и двух. Вылетели бы как пробка из операционной, если бы вы мне не нравились. Я строга ко всем, без исключения. Но вы со мной работаете первый раз, поэтому давайте сделаем так. Норма. Но больше я с вами оперировать не пойду. Начинайте с самого начала. Под моим присмотром.

      – Это как?

      – Крючок и административная работа. Много бумаг, и много ран. Но послеоперационных. Набьёте руку – милости прошу к нашему шалашу. Нет – просто администратор, кабинетный червь. Принято?

      – Понято – понуро сказал он, и вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. Обиделся.

      Я устало закрыла глаза. «На кой ляд у меня внутри горит, как у девки на выданье? Зачем всё это?» – спрашивала я у самой себя, но не находила ответа. Просто мне одиноко, просто он симпатичный мужчина, просто нужен кто – то, кто может меня принять. Сложную, странную, волевую. «Нужно позвонить Таньке» – решила я и набрала номер подруги. Пока шли гудки, я подошла к плакату, и закрасила квадратик сегодняшней операции синим цветом. Ещё одна победа над смертью – это великое дело.

      – Алло, – произнёс родной голос из телефона, – прооперировала своего Павлова, закрасила синим цветом квадратик, и ждёшь, когда тебя похвалю и закажу суши?

      – Мне даже рот открывать не обязательно, когда тебе звоню, – смеясь сказала я, – и да, я хочу коньяк и суши.

      – О…Ещё и коньяк? Ты девка случаем не сняла очки и халат перед незнакомым мне мужчиной?

      – Нет, не сняла. Но по ходу, хочу снять.

      – Так, ладно. Давай сегодня в восемь. Я дежурю послезавтра, и коньяк пойдёт на пользу. Ты в субботу выходишь?

      – Я всегда выхожу. Поэтому, пить будем, болеть не будем.

      – Я тебя умоляю…Болеть…Коктейль курортный себе по вене пустим, и как рукой отпустит головная боль. Всё, целую. Сегодня вечером. Приеду, суши привезу. С тебя коньяк.

      – Лады, отбой – сказала я и нажала на кнопку.