Ястребиная хватка. Катерина Достоевская

похожую на марш, окрашенный торжественными мажорными тонами. Элен едва удавалось расслышать инструменты сквозь плотный гром хлопков.

      Человек в военном мундире подошел к господину, что озвучил его имя и заслуги. Две немки, блондинки в одинаковых платьицах, похожие, как близнецы, вручили ему орден в бархатной шкатулке. Тот, со смущенной улыбкой приняв награду, дожидался, когда зал успокоится, с благодарностью кивая гостям.

      Элен не вслушивалась в его речь. Он наверняка рассыпался в признательности к своей стране, расе и предводителю. Элен ждала: из всех, кого уже упоминал распорядитель, нужное ей имя так и не прозвучало.

      Эдмунд воссоединился со старыми знакомыми. Проще всего было бы задать вопрос напрямую, но такой способ казался Элен самоубийственным. С чего бы ей, жене ученого, интересоваться именно этим специфическим немцем? И обстановка, и внутренний голос вопили, что ошибки обойдутся очень дорого, и каждый необдуманный вопрос тут же обернется против нее. Она усмехнулась с того, какая горе-шпионка из нее вышла.

      Оставалось быть внимательной. Но время шло, вечер перешел в ночь, и хоть горы алкоголя и развязали языки большинству присутствующих военных и гражданских, это не помогало Элен определить того самого человека.

      – Все хорошо, дорогая? – Эдмунд обнял ее за плечо, привлекая к себе. На его пиджаке уже блестел недавно врученный орден. – Не потерялась?

      – Почти. Столько народу… Сбивает с толку.

      – Да, совсем как в старые добрые времена, – он провел ее сквозь толпу зрителей, которая начала хаотично расходиться от сцены, чтобы через полчаса снова собраться на очередную сессию анонсов и вручений.

      – Шварц оставил тебя в одиночестве, дорогой?

      – Ему пришлось отлучиться, встретить запоздавших гостей. Пойдем, кое-кто о тебе спрашивал, представлю вас.

      Тревожное волнение кольнуло ей под сердце. Может, это и будет он? Тот, кого она ищет? Теперь, когда она почти отчаялась, это мог быть, действительно, кто угодно.

      Официант, что шел им навстречу, прорываясь в плотной толпе, пронесся слева от Элен – и чуть не вылил на нее содержимое подноса. Возмущенный, Эдмунд отвел ее в сторону, что-то бросив ему вслед. Даже если это и было что-то оскорбительное, она не разобрала это. Он явно трудился не первые сутки, и был ошеломлен толпой безликих гостей не меньше самой Элен – отделавшись легким испугом, как она могла его винить?

      Они приблизились к нескольким людям, собравшимся у стола с закусками и алкоголем. Немецкая речь уже сливалась в ее голове, превращаясь в сплошной гул из смеха и неразборчивых возгласов. Элен так устала вникать в смысл языка, звучавшего грубо и резко, так отличающегося и от французского, и от родного фламандского.

      Эдмунд вместе с женой влились в кружок гостей, что уже успели представиться ей: это ученый, коллега по проектам из университета, другой знакомый, уже из Гейдельберга, а также полковник с недавно прибывшей женой – фрау Цигель. Женщина подскочила к Элен и вырвала ее из рук мужа, притягивая к себе за запястья, в восхищении и восторге от нового лица.

      – Фрау Вернер!