Глиняный род. Татьяна Владимировна Фильченкова

>– Это людоеды? – прошептал Ретиш.

      Зыбиш, последыш Ретиша, охнул, прикрыл руками бритую голову и прижался к Медаре.

      – Нет, – ответил Умир. – Для последних людоедов Куль болото разверз и принял их там. Это люди с гор.

      – Медара, – хохотнул Зрин, второй из братьев, – то твои родичи, такие же чумазые.

      Медара вспыхнула так, что запылали её смуглые щёки, но смолчала. Ретиш посмотрел на сестру. И правда, такая же тёмная, как пришлые, только глаза прозрачные, льдистые, да волосы что ковыль под ветром, как у всех их рода, как, должно быть, и у Ретиша будут, когда отрастут. Пока они и до бровей не доставали, не разглядеть, всего-то три луны назад ему исполнилось двенадцать витков, и Медара перестала скоблить ножом его голову каждую шестиду.

      – Идут прямо, не хоронятся. Значит, зла не замышляют, – проговорил Умир. – Ретиш, беги в Ёдаль, донеси родовикам, ведуну донеси. Только стороной беги, чтоб не заметили.

      Ретиш стреканул, пригибаясь, через ивовые заросли. Но, как ни торопился, не успел – едва он вбежал на улицу деревянного рода, как в Ёдали гулко зазвонил колокол. Из дверей повалил народ. Доски, устилавшие улицу, застонали под множеством ног. К сходному месту Ретиш пробирался уже в толчее.

      У дома ведуна Сувра, стоящем пред сходным местом, гудела толпа. Сам Сувр вышел на крыльцо в белёной рубахе, на ходу подвязываясь расшитым поясом. За ним семенила молодая брюхатая жена и вплетала в косы мужа ленты с ведунскими знаками. Позади блеснул на солнце вышитый бисером платок Отрады, младшей дочери Сувра. Ведун вышел на место и встал в ряд с остальными родовиками. Среди них не было только старой Благожи. Ретиш собрался было бежать за ней, как люд, перекрывший выход с улицы глиняного рода, расступился и пропустил родовицу.

      Благожа пришла в нарядной рубахе и узорчатой верховице, за которую держался Малуша, едва начавший ходить и ещё не получивший настоящего имени. Ретиш подскочил к ней, забрал братца и посадил себе на закорки. Негоже родовице с дитём в ряд хранителей вставать. А со стороны полей в Ёдаль уже входили чужаки. Толпа, окружившая место, затихла.

      Пришлые ступали без суеты, смотрели прямо. На досках за ними оставались шматки грязи, прилипшей к ногам. Они прошли совсем рядом с Ретишем. Он вдохнул терпкий запах пота и успел заметить, что глаза их так же черны, как и волосы.

      Чужаки встали против хранителей, коротко склонили голову, но спин не сгибали. Заговорил старший, судя по впалым глазам и высушенной коже, родовик:

      – Свет вам, хранители. Ищем мы место для рода. Позволите остановиться подле вашего селения?

      Голос его был груб и скрипуч. Звуки шипели в горле, точно вода, упавшая на раскалённые камни.

      Ответил ему Сувр:

      – Земля нам Еном дана, кто мы, чтобы не дозволять. Но и соседствовать невесть с кем не пристало. Назовитесь, расскажите, пред кем склоняетесь, от чего бежите и чего ищите, а там решим.

      – Имя моё Шотхе. Склоняемся и служим одному Заккари, тому, кого вы Еном зовёте. А бежим от голода. Семь витков как сушь на юге стоит, в горах леса горят, землю суховеем унесло, голые камни остались.

      – Между горами и нами добрые равнины лежат. Чего же там не нашли места?

      – И на равнинах дождя нет, одни смерчи гуляют. Предки сказали нам на север идти.

      Сувр почесал бороду. Задумался. После проговорил:

      – Отчего же люди с равнин не бегут?

      – Придёт время – и побегут. Это мы налегке, с места нетрудно сняться, а им дома и добро оставлять.

      – То верно. И неизвестно, с чем пожалуют…

      Ретиш заметил, что шагах в десяти от него поблёскивает платок Отрады. Он протиснулся за спинами, подобрался к ней и дёрнул за рукав рубахи.

      – Отчего в колокол били?

      Отрада обернулась. Увидев Ретиша, скривилась:

      – Чего тебе, грязевый род?

      – Думаешь, если платком лысую голову прикрыла, уже разумной стала?

      – Сам-то давно с волосами?

      – Сколько бы ни было, а не малец уже. Так кто твоему отцу о чужих сказал?

      – Я. Мне открылось.

      – Тебе?! Брешешь!

      – Вот и нет!

      Малуша ухватился за кисти платка Отрады и потянул в рот. Та выдернула, ещё больше скривилась:

      – Обслюнявил! Идите от меня, грязюки!

      Ретиш передразнил:

      – Обснюня-я-явил. Уйдём, больно надо на твоё чванство смотреть. Только скоро сами на поклон к грязюкам пойдёте, как зуди для пахоты понадобятся.

      Сувр тем временем называл родовиков:

      – Сиян – хранитель хлебного рода, Мощёр – железного, Енослав – деревянного, Благожа – глиняного. Каков ваш род?

      – Наше дело – выжить. Голод с переходами люд выкосили. Есть у нас и кузнецы, и плотники, и лекари, земли только нет. И места силы, – Шотхе кинул взгляд на высившиеся на севере пики чёрных гор.

      – Верно чуешь, – сощурился Сувр. – То Стена Ена. Вот что. Раз голод с равнин людей погонит,