Темные аллеи. Окаянные дни. Иван Бунин

и трогая ее за голое плечо.

      Она испуганно очнулась:

      – Ох, батюшки! Извините, пожалуйста, совсем нечаянно заснула… Я сичас, сичас…

      – Что сейчас?

      – Сичас встану, оденусь…

      – Да нет, давай ужинать. Никуда я тебя не пущу до утра.

      – Что вы, что вы! А полиция?

      – Глупости. А мадера у меня ничуть не хуже портвейна твоего шулера.

      – Что ж вы мне все попрекаете им?

      Он внезапно зажег свет, резко ударивший ей в глаза, она сунула голову в подушку. Он сдернул с нее одеяло, стал целовать в затылок, она радостно забила ногами:

      – Ой, не щекотите!

      Он принес с подоконника бумажный мешочек с яблоками и бутылку крымской мадеры, взял с умывальника два стакана, сел опять на постель и сказал:

      – Вот, ешь и пей. А то убью.

      Она крепко надкусила яблоко и стала есть, запивая мадерой и рассудительно говоря:

      – А что ж вы думаете? Может, кто и убьет. Наше дело такое. Идешь неизвестно куда, неизвестно с кем, а он либо пьяный, либо полоумный, кинется и задушит, либо зарежет… А до чего у вас теплый номер! Сидишь вся голая и все тепло. Это мадера? Вот люблю! Куда ж сравнить с портвейном, он завсегда пробкой пахнет.

      – Ну, не завсегда.

      – Нет, ей-богу, пахнет, хоть два рубля за бутылку заплати, одна честь.

      – Ну, давай еще налью. Давай чокнемся, выпьем и поцелуемся. До дна, до дна.

      Она выпила, и так поспешно, что задохнулась, закашлялась и, смеясь, упала головой к нему на грудь. Он поднял ей голову и поцеловал в мокрые, деликатно сжатые губки.

      – А меня придешь провожать на вокзал?

      Она удивленно раскрыла рот:

      – Вы тоже уедете? Куда? Когда?

      – В Петербург. Да это еще не скоро.

      – Ну слава Богу! Я теперь только к вам буду ходить. Вы хочете?

      – Хочу. Только ко мне одному. Слышишь?

      – Ни за какие деньги ни к кому не пойду.

      – Ну то-то же. А теперь – спать.

      – Да мне нужно на минуточку…

      – Вот тут, в тумбочке.

      – Мне на виду стыдно. Погасите на минуточку огонь…

      – И совсем погашу. Третий час…

      В постели она легла ему на руку, опять вся прижавшись к нему, но уже тихо, ласково, а он стал говорить:

      – Завтра мы с тобой будем вместе завтракать…

      Она живо подняла голову:

      – А где? Вот я раз была в «Тереме», это за Триумфальными воротами, дешево до того, прямо даром, а уж сколько дают – съесть нельзя!

      – Ну, это мы посмотрим где. А потом ты пойдешь домой, чтобы твои стервы не подумали, что тебя убили, да и у меня дела есть, а к семи опять приходи ко мне, поедем обедать к Патрикееву, там тебе понравится – оркестрион, балалаечники…

      – А потом в «Эльдорадо» – правда? Там сейчас идет чудная фильма «Мертвец-беглец».

      – Великолепно. А теперь – спи.

      – Сичас, сичас… Нет, Мур не стерва, она страсть несчастная. Я бы без нее пропала.

      – Как это?

      – Она папина сестра двоюродная…

      – Ну?

      – Папа мой был