Курмахама. Надежда Калинина

не туфли, конечно, дуралей! – раздраженная непонятливостью отца, вмешалась мать, – Это вообще не туфли. Обычные кеды. А мы их сами покрасили, шнурки новые вставили, украшения разные приделали, теперь видишь? Это всё Алёшик придумала, вот какая у нас дочь! А кеды, сам знаешь, стоят копейки.

      – Ха! Может, и мне чего придумаете? – услышав про копейки, отец вновь ощутимо приободрился.

      Он постоял, затем почесал в затылке и с важностью изрёк:

      – Хочу стать на своем заводе самым модным мастером, раз у меня такие женщины в доме! Из дерьма конфетку сделают. Ну, я в хорошем смысле. Ты, Ленусик, прям как Золушка – из пыли и пустяков всяких туфельки волшебные смастерила. Только я тоже как Золушек, тоже хочу на бал, сделайте мне, девочки, черевички, пока я окончательно в крысу не превратился!

      Все, кроме Иришки, захохотали и веселились ещё долго. Елена с мамой радовались своим поделкам, тому, как ловко они справились с отнюдь не тривиальной проблемой. А отец пребывал в прекрасном расположении духа, потому что не любил тратить лишнюю копеечку и всегда был доволен, когда мог сэкономить. За ужином члены семьи наперебой придумывали всё новые и самые невероятные в исполнении варианты обуви. Елена не могла нарадоваться на этот день, показавшийся ей едва ли не самым лучшим в жизни.

      Глава 12

      Кирилл Запевалов. Вот кто стал объектом следующей страстной влюблённости Генки. Разумеется, не сексуальной, а просто обожательной, до одури. Запевалов всё делал красиво. Даже в школьной столовке, где все носились между столами и пихались, чтобы занять лучшее место, он, ещё будучи салагой-младшеклассником, безо всяких видимых усилий усаживался там, где мечтали сесть все, от мала до велика. Хотя быть может, дело обстояло иначе – куда бы ни сел Запевалов, там тотчас оказывался эпицентр школьной жизни.

      Почему так происходило, не знал никто, тем более сам Запевалов. Он никогда не пытался привлечь к себе внимание – редко повышал голос, говорил, в сравнении с другими, мало и никогда ни к кому не подлизывался. Но каждое сказанное Запеваловым слово будто имело дополнительную силу, которая ощущалась и ребятнёй, и взрослыми. Этакий волшебный голос Джельсомино.

      Генка хорошо помнил, как Запевалов впервые вошёл в помещение, где занимался их третий класс. Это было в четвёртой четверти, когда весеннее настроение вовсю разогревает ребячье озорство до градуса кипения. Поэтому новенький сразу же вызвал нездоровый всплеск всеобщего ажиотажа – девчонки зашушукались, обозревая экстерьер пришельца, а пацаны начали строить ему рожицы, демонстрируя свою зарождавшуюся маскулинность. Местный хулиган Бантик украдкой показал ему кулак, а другой забияка, СухоВитька, сидевший тогда один за партой, демонстративно поставил свой портфель на свободное соседнее место – мол, не сядешь со мной, новенький, здесь занято.

      Учительница, было, открыла рот, чтобы начальственным словом своим заставить класс оказать более радушный приём Запевалову, но это оказалось не нужным. Потому что новенький