Курмахама. Надежда Калинина

неприятный, а главное бессмысленный разговор.

      Елена подумала-подумала и начала разогревать ужин, а заодно стала прикидывать, что приготовить на завтрашний день. На Геннадия, как на помощника по кухарским делам, она больше не рассчитывала. Это раньше супруги вместе радостно суетились на кухне, Геннадий брал на себя более грубую работу – нарезал мясо и овощи, а Елена возилась у плиты. Теперь же ей приходилось всё делать самой.

      Геннадий возлежал у телевизора в вечной апатии своей и намёки, что было бы неплохо помочь жене на кухне, старательно игнорировал. Если же Елена прямо просила его о помощи, Геннадий тотчас начинал жаловаться на собственную немочь и всякий раз заканчивал одинаково: «если я помогу тебе с ужином, этот ужин точно станет для меня поминальным». Правда, иногда эта фраза трансформировалась в «что-то мне есть сегодня не хочется. Приготовь что-нибудь для себя, а я лучше поголодаю. Голод, как известно, лечит».

      В результате все домашние дела полностью легли на плечи Елены, которая вздыхала, но терпела, надеясь, что скоро всё наладится, ее милый взбодрится и жизнь, наконец, вернётся на круги своя. Но избавленный от хлопот по дому Геннадий только отстранялся, закрывался и ещё больше погружался в свой внутренний мирок.

      Но, что делать, Елена всё чаще позволяла мужу оставаться наедине со своими мыслями, потому как буквально разрывалась между основной своей работой, работой по дому, плюс заботами о здоровье ненаглядного супруга, которые также требовали немалых сил и времени.

      Не наступало у Елены отдохновение и ночью. То ли от усталости, то ли от беспокойства за Геннадия, но у неё развилась настоящая бессонница. Раз за разом Елена ловила себя на том, что опять в самый глухой час не спит, а ловит дыхание мужа, сопящего рядом. Или прокручивает бесконечные ролики воспоминаний. И особенно часто – ролик про ангину. Елене казалось, что именно с той ангины и начались проблемы Геннадия с сердцем. И хотя Домакин не раз уверял жену, что нелады с сердцем у него уже давно, просто он старается не акцентировать ничьё внимание на этом, только после ангины Елена всерьёз испугалась за жизнь мужа. Она точно наяву помнила посеревшее до цвета оболочки осиного гнезда лицо Геннадия, провалившиеся куда-то вниз, под кожу его глаза, как тяжело и страшно он дышал тогда, когда притащился домой из командировки в полночь, поддерживаемый своим сослуживцем, по фамилии Бурко. Как мгновенно испарял всю воду с влажного полотенца горячущий лоб Геннадия. И как металось внутри его грудной клетки неровно, натужно бьющееся сердце.

      И вновь, и вновь Елена последними словами корила себя, что пошла на поводу у привыкшего бравировать своим здоровьем Геннадия, который любил с усмешечкой приговаривать «болеют одни бездельники. Тот, кто занят делом, всегда здоров и цел» и не позвонила тогда врачу. Хотя в то время болезнь только начиналась, всё ещё можно было изменить. А потом, проснувшись как-то ночью, обнаружила своего Генека сидящим на кровати с плотно прижатой к левой стороне тела ладонью. И как испугалась тогда,