Черный Арагац. Иван Любенко

Ардашев сунул его в карман и вышел к приказчику, дремавшему в мягком кожаном кресле вестибуля[39].

      – Бабук, я вижу, ты устал. Да и поздно уже. Может, поедешь домой? – осведомился Клим.

      Тотчас проснувшись, новый друг покачал головой и сказал:

      – Э нет! Мы идём в ресторан. Покушаем, а потом ты пойдёшь в нумер, а я на извозчик и домой.

      – А далеко ли отсюда до твоего дома в Нахичевани?

      – Ночью – половина целкового, а днём – один двугривенный. Днём конка ходит и потому дешевле извозчик.

      – Я хотел узнать, какое расстояние? – улыбнувшись, пояснил ставрополец.

      – Сколько верста хочешь знать? – наморщив лоб, переспросил Бабук.

      – Да.

      – Два верста от Ростова до Нахичевани и ещё полтора верста до мой дом. Я на Первой Фёдоровской живу, 16. И дом, и веранда – большой. В гости, когда поедем, я тебя с мой дом познакомлю. С один старший брат, другой, два сестричка, матушка, отец, дядя, тётя, дедушка и бабушка старенький… Пелеменика и пелеменицу тоже увидишь, они совсем дети: два и три года… У нас большой и дружный семья! Я очень люблю всех… но и кушать тоже очень хочу сейчас.

      – Прости. Я заболтался. Идём.

II

      Ресторан «Гранд-отеля» отличался роскошью золочёной лепнины потолка, росписью стен и диковинными для этих мест растениями. Кроме уже набивших оскомину разнообразных пальм в кадках можно было увидеть и гранатовое дерево, и апельсиновое. Если в наружной отделке гостиницы преобладали нотки русской культуры, то весь ресторан был отделан в стиле Людовика XIV. И даже люстры с устремлёнными вверх газовыми горелками напоминали изящные факелы в обрамлении матовых абажуров с уходящими вниз бронзовыми фигурками ангелочков на дугах, похожих на скрещённые полумесяцы. Лёгкое шипение газовых ламп терялось в приглушённых голосах посетителей, стуке каблуков официантов и в едва различимом звуке приборов за столами, будь то звон хрустальных бокалов или чье-то неосторожное касание ножа о тарелку.

      Метрдотель любезно провёл друзей за свободный столик. Не успел он отойти, как неизвестно из каких эфиров появился официант в белых перчатках с карандашом и блокнотом. Выпалив автоматом фразу «Чего, господа, желают сегодня откушать?», он застыл в ожидании, будучи готовым исписать не один лист.

      Глядя в потолок, Бабук провещал:

      – Армянски меню хочу. Бозбаш эчмиадзинский, шашлык по-карски, айлазан, мшош фасолевый. И на десерт: гату арцахскую и шпот. Это всё для двух человек. Я пить буду мацун. – Он посмотрел на Ардашева и спросил: – Ты что хочишь пить, Клим-джан?

      – Раз уж мы обратились к армянской кухне, то я бы предпочёл вашу национальную водку. Как она называется?

      – Арцах. Из белый тутовник. Очень крепкий. Не боишься?

      – Думаю, после сегодняшнего трудного дня не повредит. А ты?

      – Лучше я кислый мацун выпью.

      – Арцаха маленький графинчик изволите? С него начнём-с? – заявил о себе прислужник.

      – Пожалуй.

      – Не

39

В описываемое время данное слово произносилось и писалось на русском языке не на французский манер (vestibule), как это принято сейчас, а на латинский. Об этом свидетельствует «Словотолкователь и объяснитель иностранных слов, вошедших в русский язык» (М., 1898).