Как Артём стал писателем. Андрей Арсланович Мансуров

Хей!!!

      (Тут пауза – потому что в этом месте вступает женский хор, а они отсутствуют: шеф прослушивал их «сдачу» вчера!)

      – Йигит кизляр куйлашса,

      Кизляр жон уйнаньг!

      Хей!!!

      Когда наконец дошла очередь, спел и Артём. Уж постарался: даром, что ли, поёт эту оперу уже двадцать восемь лет…

      Наконец это весьма выматывающее нервы и тело мероприятие закончилось: всех отпустили до завтра.

      Глава 2

      Как Артём стал писателем. Глава 2.

      Артём на обратном пути обычно тоже сидел: молодёжь здесь, в столице, благодаря тому же менталитету, и воспитанию, уступает места старшим. Думал он теперь о том, как вообще попал в театр: ведь по образованию он, вроде, инженер-гидротехник… Но вот так уж сложилось. И складываться, если честно, оно начало давно: в том же далёком детстве, в коммунальном, на несколько семей, дворе у бабушки. Сам дом был огромный, длинный, поэтому помещалось в нём четыре семьи. Правда, с двумя и бабушка и Артём не общались: они отгородились высоченным забором, и на контакты не шли: вредная старуха лет семидесяти, и семейство студентов, неведомо какими путями получившее комнаты после отъезда в Россию хозяев: пожилой четы.

      Там, в их «половине» двора, имелись соседки: две девушки-подростка. Ну как – подростка: пятнадцати и шестнадцати. Кореянки. Одна – смешливая и невысокая, Роза, другая – высокая и стройная, Наташа. Реально: очень стройная, с тонкой талией, и длинными красивыми ножками. Артём, хоть и был пяти лет, но на такие вещи уже тогда очень даже обращал внимание.

      Вот они-то и заставляли (Хотя они, конечно, просили, но ведь противиться невозможно! Девушки же!), петь для них что-нибудь весёлое.

      А отец Артёма очень даже кстати любил гонять на ужасном на вид, самодельном, в корпусе от радиоприёмника ВЭФ, но вполне громкокричащем и работоспособном магнитофоне, песни Визбора, и Галича, и Высоцкого, да и много кого ещё.

      И вот Артём, забравшись до середины на урючину, чтоб лучше было его слышно, и «угнездившись» в развилке, затягивал:

      – Море! Ветер нехороший,

      Рваный парус хлопает в ладоши,

      Выйдет солнце ясное, в зените,

      Мы причалим к острову Таити!

      Где вы, где вы, дочери туземцев!

      Выходите, встретите наземцев (Что такое – иноземцы, Артём тогда не знал!)

      Мы устали в странах европейских, жить мечтаем в хижинах индейских.

      В океане можно вымыть ноги.

      Утром рано плавать на пироге.

      Есть миногу с мягкими костями,

      Постареешь – сделают вождями.

      Есть миногу с мягкими костями,

      Постареешь – сделают вождями…

      Тут без перерыва начиналась следующая песня, правда, почти на тот же мотив:

      Разговор о чебуреках поведём,

      Посидим на табуретах, попоём.

      О лесах, полях, долинах, о тебе.

      О рыдающих павлинах на воде.

      Раскрасавица, красавица моя,

      Расквитаемся – уеду в Перу я.

      В Перу, в Перу буду жить и пировать.

      Пароходы