Хороший доктор для плохой девочки. Алекс Стар

властный голос.

      Который я ненавижу.

      Голос главврача моей клиники репродуктивной медицины, где я тружусь под его началом.

      Врача от Бога, как все вокруг постоянно повторяют с придыханием.

      Голос Игоря Олеговича Вершинина, врезается в мои мечты острым ножом, лишая меня последней опоры. Моей злости.

      Я три года проработала здесь, брала все дежурства, в выходные и праздники, ассистировала, сидела на консультациях и круглосуточно была на связи с нашими дорогими пациентами.

      Очень дорогими пациентами.

      Которые готовы отдать любые деньги лишь бы завести ребёнка. Неважно какого: первого, второго или десятого.

      И абсолютно всё равно, сколько лет так называемым родителям: двадцать или шестьдесят.

      Они все приходят к нам, точнее к Вершинину, падают в ноги, умоляют сделать невозможное.

      И каждый раз он это делает.

      И вот от нас уезжает очередная счастливая семейка с кричащим свёртком на руках. Или даже двумя и тремя.

      И я всегда верила, думала, что я работаю во имя высшей цели, чтобы делать людей счастливыми. Дарить им радость и детей.

      Смотрела влюблёнными глазами на своего начальника, как на божество, как на оракула, ведь именно к нему все приходят, когда потеряли уже последнюю надежду, когда обошли уже всё и всех, что только можно, и им вдруг посоветовали клинику Вершинина «ПереСвет».

      И вот теперь на нашем еженедельном собрании по понедельникам, Вершинин вдруг объявляет при всех, что теперь руководить отделом патологии беременности будет… Нет, не я, как я была уверена!

      После стольких лет преданной работы на разрыв! Бессонных ночей!

      А Инесса Плошкина!

      Эта драная кошка.

      А она ведь пришла сюда работать на месяц позже меня!

      И вот теперь она довольно улыбается под восторженные и одобрительные возгласы всего нашего коллектива, как лиса, съевшая чужую сметану. Ну конечно, мою сметану она сожрала. Втихаря.

      И теперь я даже не сомневаюсь, как, а точнее, каким именно местом она заработала себе это повышения.

      И пока я была хорошей девочкой и добивалась всего исключительно своими мозгами и умом, хитромудрая Инесса утащила мой заслуженный кусок пирога. Моё повышение.

      Я же вижу, какими глазами смотрит на неё Вершинин. Кто знает, чем они занимаются, заперевшись у него в кабинете? Точнее, теперь я в этом нисколько даже не сомневаюсь. Выбивают очередное повышение.

      Только единственного, чего я не могу понять, как такой великолепный врач и руководитель, как Вершинин, всё-таки опустился до того, чтобы гадить там же, где ест. А точнее, заводить шашни на работе. Со своей сотрудницей. И даже подчинённой.

      – Ну так что скажете, Аделаида Семёновна? – всё ещё вопрошает меня мой начальник, пристально глядя на меня своими тёмно-синими невероятными глазами, в которых я тону.

      – Простите, вы не могли бы повторить вопрос, я немного задумалась, – бормочу я под его натиском.

      И боюсь признаться себе, что на самом деле я безумно просто дико завидую этой Плошкиной.

      Потому что это я хотела бы запереться с ним в его кабинете.

      Это я бы хотела сорвать с него этот безупречно-белый накрахмаленный халат.

      Это я бы хотела взобраться к нему на его стол их красного дерева.

      Отшвырнуть ногой в каблуке подставку для карандашей и ручек и подойти прямо к нему.

      Встать так, чтобы это он высоко задрал голову и смотрел на меня снизу вверх.

      Восхищаясь.

      Желая меня.

      Изнемогая от ожидания.

      Хотела бы встать на колени и притянуть его к себе, эти губы, которые сейчас вытягиваются в недовольную гримасу.

      Прикусить их.

      Почувствовать вкус крови у себя во рту.

      Его вкус на своих губах.

      – Я только что спросил у всех, как вы считаете, следует ли нам объединить отделение патологии беременности с обсервационным. Чтобы сократить расходы. Может быть, сообщите нам своё ценное мнение? Будьте добры, Аделаида Семёновна, снизойдите до нас со своего небосклона.

      Ненавижу, когда он так разговаривает со мной. Снисходительно-пренебрежительно. Как будто дорожит моим мнением, а на самом деле издевается.

      Тонкая ирония. Которую понимаю только я, или все мои коллеги меня за спиной? Оглядываюсь на наше собрание в белых халатах.

      Все молча смотрят. Жду, что я скажу.

      А что я могу сказать?! Объединить два функционально-разных отделения только для того, чтобы у этой Плюшкиной было больше полномочий и власти?

      И больше рисков для нас?!

      – При всём уважении к моей дорогой коллеги, – спокойно произношу я, глядя в серьёзные синие глаза. – Я не могу согласиться на это. Слишком большая нагрузка на одно отделение. Тем более вы планируете совместить серьёзные заболевания с совершенно