Завтрашний царь. Том 1. Мария Семёнова

хмельным пивом горести смыли, душу песнями возвеселили.

      Злосчастный шатёр так и торчал перекошенным на берегу. Сеггар подарка не отозвал, а Окаянный не принял.

      Рассвет застал окаяничей уже далеко. Не дождутся их ялмаковичи, глаза проглядевшие в морозную даль. Оставив привычные тропы, дружина уходила в весеннюю сторону окоёма, ведомая Югвейном.

      Легко и весело скользили по снежным волнам саночки воеводы. Качался среди мякоти родовой щит, завёрнутый в драгоценную ткань. Багровое поле, белая пятерня, обвитая цепью. Ныне по сторонам праотеческой длани темнели ещё два отпечатка. Рассерженный Окаянный не ограничился простым рукобитьем. Наймовщик с наймитом отворили жилы, скрепили слово печатью. Такой, что смоется лишь кровью бунтовщиков, замысливших непотребство против Гволкхмэя Кайдена.

      Размятие уха

      Лыкаш бежал знакомой лыжницей.

      Громко сказано – бежал. На самом деле чуть полз, ирты давно стали пудовыми, дыхание рвалось и хрипело… останавливаться было нельзя. Остановишься – тотчас настигнут.

      Возьмут в кольцо.

      Спросят, не теснит ли брюха державский пояс.

      Велят развернуться, погонят обратно. Туда, куда он идти совсем не хотел.

      Всунут в руки самострел с коротким толстым болтом, уложенным в лонце. Велят явить меткость.

      И это почему-то было так страшно, этого настолько нельзя было допустить, что Лыкаш продолжал переставлять ноги. Тяжёлые, непослушные, готовые подломиться. Позывы тошноты натягивали тёплую повязку, она не давала дышать, Лыкаш почти решился сорвать промокшую тряпку… Потом обернулся.

      За ним шёл Ворон.

      Дикомыт улыбался и протягивал Лыкашу заряженный самострел, выговаривая разбитыми губами: «Не бойся». И вроде бы ещё что-то, похожее на просьбу, но Лыкашу скверно давалась безмолвная речь – больше ничего не мог разобрать.

      Он шарахнулся от беспалой руки с самострелом, отчаянно и невнятно закричал сквозь повязку…

      Проснулся.

      В покое, где прежде почивал Инберн, имелась драгоценная редкость – окошечко, забранное белым стеклом. Снаружи проникал синеватый и мутный утренний свет. Это значило – пора вставать. У державца Чёрной Пятери всегда полно дел.

      Рядом проступило в потёмках круглое девичье лицо, блеснули моргающие глаза.

      – Господин?.. – боязливо прошептала стряпеюшка, взятая вечером на ложе.

      Лыкаш отбросил одеяло, сел. Тело, взопревшее в приснившейся гонке, ещё не чувствовало холода. Он подтянул к себе раскиданную одежду, влез в тельницу…

      Господин Звигур, третий по старшинству в крепости.

      Днём раньше зеленец рвала и трепала очередная метель. Замело не только передний двор – хлещущий снег ворвался внутрь крепости, набился в щели и закоулки. Теперь, когда туман залатал раны, набрякшие залежи сходили не только с Наклонной – с крыш уцелевших палат, с застрешин, рубцов и полочек каждой стены. Младшие ученики сновали лопатами, едва поспевая чистить дворики и проходы. Санки, доверху набитые снегом, пока вывозили просто