Иоанн Безземельный, Эдуард Третий и Ричард Второй глазами Шекспира. Александра Маринина

восклицает Хьюберт.

      И снова вопрос: что вложено в это единственное слово? «Как вы можете? Как вам не стыдно?» или «Так точно, товарищ генерал, будет выполнено!»? А может быть, «Правильно ли я вас понял?» Это ведь в русском переводе реплика Хьюберта идет с восклицательным знаком («Государь!»), а в оригинале-то совсем не так. Услышав от Иоанна: «Death», то есть «Смерть», де Бург переспрашивает: «My lord?». Похоже, он действительно не догоняет, чего от него хочет король.

      На всякий случай Иоанн добавляет:

      – Могила.

      – Он умрет, – твердо обещает Хьюберт.

      – Ну и хватит об этом, – с облегчением говорит король. – Прям камень с плеч. Люблю тебя, дружок. Сейчас о вознаграждении говорить не станем, но помни…

      Он делает многозначительную паузу, после чего обращается уже к матери:

      Король Иоанн и Хьюберт. Художник Henry Courtney Selous, гравер George Pearson, 1860-е.

      – Прощайте, матушка! Ждите, скоро подойдет подкрепление, ничего не бойтесь.

      Элеонора благословляет сына.

      – А ты, племянник, – говорит король Артуру, – поедешь с нами в Англию, Хьюберт будет тебя сопровождать. Ну, поехали в Кале!

      Уходят.

      Для тех, кто подзабыл географию, напомню: Кале – порт, из которого ближе всего плыть через пролив в Англию.

      Сцена 4

Там же. Палатка французского короля

      Входят король Филипп, Людовик, Пандольф и свита.

      Филипп ужасно расстроен тем, что англичане одержали победу, Пандольф уговаривает его мужаться и не впадать в отчаяние: все еще может наладиться.

      – Что может наладиться?! – зло кричит Филипп. – Хуже уже быть не может! Мы разбиты, Анжер взят, Артур в плену, многие верные рыцари погибли, а кровавый Иоанн спокойненько ушел к себе домой.

      Дальше Шекспир прибегает к тому же приему, который он использовал, например, в «Генрихе Шестом»: устами враждебных французов воспевает отвагу и воинскую доблесть англичан. В данном случае этими «устами» выступает дофин Людовик.

      – Иоанн сумел не только добиться успехов, но и закрепить их. Никогда не видел и даже не читал о таком расчетливом стремительном напоре и таком строгом порядке.

      Филиппу, натурально, неприятно, что сынок так восхваляет ненавистного противника.

      – Я бы согласился с твоей похвалой, если бы мы сами не опозорились, – угрюмо говорит он.

      Входит Констанция.

      Следующие три страницы книжного текста я даже не буду пытаться пересказывать, ибо это скучно и монотонно. Констанция рвет на себе волосы и с многочисленными вариациями рассказывает, как она страдает из-за утраты Артура. Филипп и Пандольф пытаются сказать ей хоть что-то утешительное в те редкие мгновения, когда удается прорваться сквозь бесконечный поток жалоб, причитаний и проклятий. Но у них возникают вполне обоснованные опасения, что Констанция тронулась умом. Когда герцогиня Бретонская, выплеснув всю боль и негодование, уходит, Филипп отправляется следом:

      – Пойду