Иоанн Безземельный, Эдуард Третий и Ричард Второй глазами Шекспира. Александра Маринина

тебя от церкви, – внушительно произносит кардинал. – Отныне каждый твой подданный, кто нарушит тебе верность, будет благословлен, а тот, кто тебя убьет, будет прославлен, как святой.

      Звучит устрашающе, но на самом деле так и было: убийство человека, отлученного от церкви, приравнивалось к богоугодному подвигу.

      Констанция открыто радуется:

      – Как хорошо! Теперь у меня полное право поквитаться с Иоанном!

      – «Проклятье церкви свято и законно», – кивает Пандольф.

      В том смысле, что, мол, да, имеешь право, тебе еще и спасибо скажут.

      – Если закон не может защитить правду, то он не должен мешать и законной мести, – продолжает.

      Констанция Бретонская. Художник John William Wright, гравер W. H. Egleton, 1837.

      Констанция. – Если закон не работает, то не работает в обе стороны. Защитить никого не может, но и заткнуть рот или запретить тоже не сможет.

      В правовом смысле слова совершенно замечательные! Или закон есть, и тогда он есть для всех людей и любых поступков, или закона нет ни для кого и ни для чего. Как говорится, нельзя быть «немножко беременной».

      Тогда Пандольф обращается к Филиппу Французскому:

      – Король Филипп, ты должен порвать с еретиком Иоанном, иначе тебя тоже проклянут. Если король Англии не подчинится Риму, ты должен будешь объявить ему войну.

      Филиппу такой поворот совсем не нравится. Он молчит и мучительно думает, как выскочить из ловушки. Ведь еще недавно все так хорошо складывалось: дофин получает испанскую принцессу, за ней дают большие французские земли, предательство по отношению к Констанции и Артуру обошлось вообще даром… А теперь что, все прахом пойдет?

      Элеонора замечает, что король Франции в смятении.

      – Ты что-то побледнел, дружок. Собираешься разорвать союз с нами? Не советую.

      Но Констанция, само собой, считает совсем иначе.

      – Пусть Филипп раскается в своем предательстве и порвет с Иоанном, снимет грех с души.

      – Филипп, я бы на твоем месте прислушался к тому, что говорит папский легат, – рекомендует предусмотрительный эрцгерцог.

      Ну а Бастард в своем репертуаре: снова принимается дразнить Лиможа-Леопольда-Не-пойми-кого:

      – Сбрось шкуру льва, скорей напяль телячью, – с издевкой произносит он.

      Эрцгерцог понимает, что сейчас не место и не время сводить счеты:

      – Я промолчу и проглочу обиду, негодяй, ведь я…

      Он не успевает договорить, потому что Бастард перебивает:

      – Конечно, проглотишь, у тебя глотка широкая, это всем известно.

      Иоанн тоже с нетерпением ждет, что Филипп ответит кардиналу Пандольфу.

      – Так что ты ответишь кардиналу? – спрашивает он.

      – А что он может сказать? Только согласиться! – фыркает Констанция.

      Бланка Кастильская. Художник Eusebi Planas i Franquesa, 1869.

      Тут и дофин Людовик подает голос:

      – Отец, подумай, что лучше: получить проклятие от Рима или потерять дружбу Иоанна, которая вообще-то