Соловей и халва. Роман Рязанов

по-видимому, главарём погромщиков.

      Доктор в ответ хранил молчание. Заданный вопрос был старой, испытанной хитростью тех, кто заставлял яхуди силой перейти в нашу правую веру.

      Если бы врач ответил: «Я вернулся из дворца великого хана» или «Я вернулся из своей синагоги», то все присутствующие стали бы кричать: «Ага, он вернулся, вы слышали, он вернулся в нашу правую веру, он обернулся в ислам!» Вот почему, не желая расстаться с верой отцов, Иаков бен Захариа лишь молчал.

      – Скажи, яхуди, откуда ты вернулся?! – уже настойчивее и злее повторил вопрос погромщик. – А, молчишь! – зашипел он. – Не хочешь говорить с правоверными, так умри же!

      В темноте при свете факелов сверкнул нож.

      – Хозяин, мы должны помочь ему! – крикнул я и бросился к погромщикам, но опоздал – тело доктора бен Захарии, пронзённое остриём ножа, уже лежало на земле, и кровь врача залила белый саван поэта. Завидев кровь и испугавшись стражи, убийцы разбежались, а мы остались вдвоём с купцом Рахматулло подле двух трупов

      К месту происшествия устремились стражники, Мой господин коротко рассказал им об увиденном, и мы наконец-то могли вернуться домой.

      Глава пятая, в которой купец Рахматулло не избегает участи халифа Гаруна

      Ночью я забылся тревожным сном. Мне снились кусочки халвы, на глазах превращающиеся в скорпионов и каракуртов, башня из человеческих черепов, на вершине которой китайский чиновник, лицом напоминающий господина Чжана, пожирал траву. Я хотел взобраться на вершину башни и сказать китайцу, чтобы он не ел её, ибо это трава джунгарского корня, и он сейчас умрёт. Но я не успел этого сделать, потому что перед моим взором предстал главарь погромщиков с окровавленным ножом в руках. Он спрашивал меня мягко, но непреклонно:

      – Скажи, кафир, откуда ты вернулся?

      Я собирался крикнуть ему, что я не кафир, а правоверный мусульманин, и в это время он сказал:

      – Проснись, Мамед, у нас гости. Я хочу, чтобы ты кое-что записал для меня.

      В отчаянии я открыл глаза.

      Рядом с моим ложем стоял мой господин, купец Рахматулло и говорил:

      – Проснись, Мамед, у нас гости. Я хочу, чтобы ты кое-что записал для меня.

      Наскоро одевшись и прихватив калам вместе с бумагой для письма, я прошёл в главную комнату, где уже сидели мой господин и ещё несколько человек, известных как самые влиятельные и богатые купцы Благородной Бухары.

      – Ты, конечно, слышал, уважаемый Рахматулло, о смерти почтенного Али Ахмада, сочинявшего стихи под тахаллусом Бухари? – говорил один из них, худой старик с лицом вытянутым, словно луковица.

      – Что ж, – произнёс в ответ мой господин, – Мудро молвил великий Ибн Сина, прослывший не только искусным врачевателем, но и незаурядным поэтом:

      Смерть играет без устали в нарды: мы шашки,

      Мир – доска, день и ночь, как две кости в руках небосвода.14

      – Клянусь Аллахом! – благочестиво воздел свои очи к небу старичок с вытянутым лицом. – Лучших слов подобрать нельзя!

      – В

14

Абу Али Ибн Сина. Газели. Пер. Н. Стрижкова.