Свет в августе. Деревушка. Осквернитель праха (сборник). Уильям Фолкнер

и ровное сияние, исходящее от Лины Гроув и рожденного ею сына. Везмятежная вера Лины в то, что с ней не может случиться ничего плохого, оберегает ее в долгом пути, и в конце концов она обретает то, ради чего пустилась в дальнюю дорогу, – семью, отца своему ребенку.

      Сам Фолкнер на вопрос о смысле названия ответил, что оно подсказано теми августовскими днями, когда вдруг повеет осенью, а воздух становится ясным, прохладным и светится особым светом. Этот свет воскрешает в памяти иные времена, иной свет, более древний, чем свет христианской цивилизации. Тут писателю и видится связь с Линой Гроув, в которой «было это языческое свойство – все принять. Она совершенно не стыдилась внебрачного ребенка, она выполняла непреложное веление времени и знала, что отец рано или поздно отыщется. Но ей он не очень-то и нужен, то есть она беспокоится об отце не более, чем женщины, зачавшие от Юпитера».

      Преодолевая в воображении пространства и годы, Фолкнер тем не менее всегда писал о настоящем. Никто больше не проводил в американской литературе так убедительно мысль о том, что настоящее непременно вбирает в себя прошлое, не может не вбирать. Рассказав о предках своих современников, тех, кто был участником или очевидцем Гражданской войны, Фолкнер переходил к новой истории – уже о предках этих предков, выходцах из Старого Света. Дай ему волю, он добрался бы до праотцев, до Адама и Евы, и только тогда бы успокоился, решив, что теперь рассказал о настоящем все. (Любопытно, что даже свое пристрастие к длинным предложениям Фолкнер объяснял следующим образом: «Все предки человека, все его окружение присутствуют в нем в каждый отдельный момент. И потому человек, персонаж в повествовании в любой момент действия являет собой все то, что сделало его именно таким, и длинное предложение – попытка включить все прошлое, а по возможности и будущее в тот единичный момент, когда герой совершает какой-то поступок».)

      Юг, проиграв, упустил свой шанс. Южане потеряли возможность стать уникальной нацией. И Фолкнер всю жизнь будет мучиться тем, что никому уже не дано узнать, что этот Юг мог бы подарить миру. Поражение в войне писатель вопреки логике истории объясняет проклятием прошлого, грехом рабства. «Моя страна – Юг, – писал Фолкнер, – проиграла войну… Завоеватели заняли наши дома и земли и остались в них после нашего поражения; и страна была не просто опустошена после проигранных сражений, победители еще целых 10 лет после поражения грабили то малое, что еще осталось после войны. Победители даже не пытались возродить нас как человеческое сообщество, как нацию».

      У Юга были болезни, но он, по мнению Фолкнера, должен был побороть их сам, без вмешательства янки. Он сам должен был преодолеть рабство, и тогда новую историю определяли бы гордые династии Сарторисов, Компсонов, де Спейнов, Маккаслинов, а не дельцы-мошенники вроде Сноупсов. Юг подорвало не столько освобождение негров,