Осколки потерянной памяти. Александр Вин

другие пацаны, подошли к нему, шумно раздвигая ветки, замолкли рядом, рассматривая кресты и странные надписи.

      То, что это было тюремное кладбище, мальчишки догадались почти одновременно, Старший первым сказал это вслух, другие согласились с ним, а Глебка, молча остановившись перед крестами, вывернул свой карман и высыпал все найденные пули на ближний могильный холмик…

      Когда вечером Глебка, притихший усталостью долгого летнего дня, начал за ужином рассказывать про своё путешествие на левый берег, про «заколюченных», мама заплакала.

      – Отец твой там сидит… Который уже год.

      Ничего в жизни Глебки после этого вроде бы и не изменилось.

      Успокоил в тот вечер маму, обещал не обижаться на неё из-за молчания, что никогда так подробно не говорила ему про отца.

      Стал только почему-то просыпаться Глебка по ночам, вставал у окна, смотрел в темноту. Вздрогнул как-то, упал на кровать, забился под одеяло после того, как беззвучно и совсем неожиданно заполыхали над направлением левого берега далёкие огни, заметались там лучи прожекторов, проявились над ними тихие пятна белых ракет…

      По весне возвратился отец.

      Улыбнулся ему с улицы, из-за дворовой калитки, стальными зубами, сбросил с плеча на землю тощий вещмешок, негромко спросил, где мама.

      В первый же день отгородил в их деревянном флигеле дальний угол, передвинул туда большую родительскую кровать, а мама, смеясь, занавесила угол от потолка до пола старенькой цветной простынкой.

      Шептались они там по ночам.

      Глебка не всё слышал сквозь усталую мальчишескую дрёму, только однажды разбудил его громкий и нетрезвый отцовский голос:

      – …Не пойду я туда больше! Не пойду! Пусть хоть к стенке меня менты ставят, прям здесь, во дворе, но никогда…

      Любил ли он отца?

      Того, молодого, весёлого, Глебка помнил, мечтал, что когда-нибудь поплывут они с ним далеко на лодке, с палаткой и с настоящим котелком, с таким, как в кино, как у геологов, висящим над вечерним костром на блестящей, звонкой цепочке…

      Этот же, хмурый, с тяжёлым взглядом, казалось, не обращает на своего сына никакого внимания. Появлялись по вечерам у них в низеньком флигеле какие-то люди, мама доставала тогда из погреба квашеную капусту и солёные огурцы, звенели стаканы, метались на сквозняке, если пропадало электричество, огоньки низеньких свечек, отец доставал для гостей старенькую колоду карт, обтёртую для аккуратности по углам битым стеклом.

      Те тёмные, негромкие люди слушались отца, Глебка чувствовал это, по их словам, по взглядам, а мама ещё говорила, что его отец – вожак…

      Большой, с доброй улыбкой милиционер подмигнул.

      – Вот так, хозяйка! Сама-то не выпьешь с нами? А чего ж так, неуважительно?..

      За столом была теснота с самого утра.

      Милиционеры приехали на рассвете, на чёрном грузовике, все в шинелях, с автоматами.

      Глебка проснулся от шума в дверях, от внезапного грохота жестяного ведра у порога.

      С силой