Крапива. Даха Тараторина

согласятся на что угодно. – Крапива вспыхнула и отстранилась бы, но княжич крепко схватил её за ворот рубахи. – Ты поехала, чтобы вызволить меня.

      Чёрные глаза держали её крепче, чем рука за рубаху. Влас не шевелился, но напряжён был, как зверь перед прыжком. И поди разбери, нападёт или нет.

      – Да кому ты нужен! – с жаром бросила девка.

      – Тебе. Тебе нужен, травница. Потому что Тяпенская Матка пригласила меня. Потому что то, что случилось, отец посчитает засадой. Потому что, если я не выживу, вашу деревню сравняют с землёй. И ты, дура самоуверенная, решила, что должна меня вернуть.

      Говорил он твёрдо, словно приказывал, и Крапива уже сама не понимала, по доброй воле поехала в Мёртвые земли или выполняла волю княжича. А он всё не отпускал её и говорил прямо в губы.

      – И ты заставишь шляхов поверить тебе, поклянёшься в верности, а когда я окрепну, достанешь самого быстрого коня. А до того сделаешь всё, чтобы меня не казнили. Поняла?

      Слова вырвались сами собой.

      – Я тебя ненавижу, – сказала Крапива. – Если бы не ты, ничего этого не случилось бы!

      И будто натянутая струна в животе лопнула! Он, он виновен во всём! Не уехал, когда стоило, не отпустил проклятую девку… аэрдын. И на шляхов напал тоже он, княжич Влас!

      В чёрных глазах горел пламень, но вины в них не было. Влас ответил:

      – Если не я, твоих родных, тех, кого не зарезали шляхи, убьёт мой отец. Так что делай, что говорю.

      – Лучше бы ты меня не спасал от той твари.

      – Если бы я тебя не спас, вскоре сам бы подох. Так что иди к своему дурачку шляху и клянись, что полюбила его.

      Он легонько отпихнул Крапиву, а девке показалось, что она получила пощёчину.

      – Откуда тебе знать? Может я не солгу. Может я и правда… полюбила, – шепнула она.

      Влас широко улыбнулся, отчего пересохшие губы его треснули.

      – Ври, да не завирайся, – фыркнул он. – И принеси ещё пожрать.

      Отчего-то Крапиве снова захотелось искупнуться. Она с тоской покосилась на озерцо, но подступающий ночной холод сделал его неприступным, а согреть после ледяной воды девицу было некому.

      – Дружина не стала биться за тебя. Они грабили дома и насиловали женщин, а сражаться никто не стал. Знаешь, почему? – Княжич не ответил, но Крапива знала, что слушает. – Потому что сражаются за достойных.

      Она зябко поёжилась и села на берегу.

      Тревожное забытьё, в которое погрузилась травознайка, не назвать было сном. Мокрая рубаха льнула к телу и радовало это не больше, чем объятия княжича. Верно, потому она не услышала осторожных шагов. А может тот, кто приближался к ней, умел ходить так, что не услышал бы никто. Крапива вздрогнула лишь тогда, когда одеяло легло на плечи.

      – Стэпные ночи холодны, – Шатай стоял рядом и глядел на серебряную гладь, а не на девку.

      Крапива открыла рот, но так и не нашлась, что сказать. Поблагодарить? Повиниться? Соврать или попросить о помощи? Она молча обвила руками ногу шляха, а тот, мигом растеряв всю спесь, сел рядом и обнял её поверх одеяла. Он кивнул на дремлющего неподалёку пленника.

      – Хочэшь, я убью его?

      Крапива