Путь Рюноскэ. Микаса

каппа толкнул другого локтем:

      – Слышь, братец, это он про кого сейчас? Это он нас храбрыми охотниками назвал? Слышь, мы храбрые, – он радостно квакнул и, получив от брата ещё один тумак, на который даже не обратил внимания, продолжил, – а куда он нас зовёт?

      – Ну и бестолков ты, братец! В гости зовёт.

      – В гости? Это когда кормят?

      – Да!

      – Ой, братец! А мы пойдём? Давай пойдём, нас ещё ни разу в гости не звали.

      – Нет, братец, мы не пойдём, нас отец не пустит. Не ходят каппы в гости к людям.

      Рюноскэ встрял в переговоры братьев-водяных:

      – Эй, эй! Вы и отца приводите, я всем рад. Можете, вообще всю деревню с собой привести. Огурцы будут. Много.

      Против такого каппы устоять не могли:

      – Придём, придём, – заверещали они, радостно хлопая по воде перепончатыми ладошками.

      ***

      – Жди здесь, Чубантай, и ничего не бойся, – Рюноскэ опять стоял у задней калитки Гомбеева дома.

      Только на этот раз ночь вовсе не была такой тихой и спокойной, как накануне. Из-за забора неслись вопли и дикий хохот. И всякому, сохрани его богиня Каннон, прохожему, что мог оказаться поблизости в этот час, будет понятно, что веселятся за стеной вовсе не люди. Может быть, именно поэтому вокруг ни души, и даже колотушку ночной стражи не слыхать. И тем не менее Рюноскэ было не страшно. В конце концов, он сам это затеял, так что бояться уже поздно. Он перелез через забор и по дорожке, петляющей меж кустов глицинии, прошёл к дому.

      В ярко освещенном парадном зале гости веселились вовсю. Многочисленная ватага капп носилась вокруг стола. Сколько их было – не сосчитаешь. Наверно, вся деревня собралась. Размахивая зажатыми в лапах огурцами, водяные горланили какую-то песню, но разобрать что-то, кроме «квак, квар, квакакар» человеческое ухо было не в состоянии. Краснорожие черти-о̀ни бросались в них объедками и хохотали. Во главе стола на хозяйском месте сидел Тэнгу в обнимку с пузатым кувшином. В углу комнаты с расплывшейся по круглой физиономии улыбкой стоял каменный будда. Одно ухо у него было отбито, и Рюноскэ узнал его: каждый раз, направляясь из Сакуры в Персиковый Сад или обратно, Рюноске проходил мимо каменного истукана на въезде в родную деревню. Мальчик машинально кланялся ему и бормотал слова молитвы. Иной раз даже оставлял мелкую монетку. Задобрить небо никогда не помешает. А вот пригласить на праздник не догадался. Да и кто приглашает в гости каменную статую? Но кто-то же его привёл. Мальчик подошёл и поклонился будде:

      – Рад приветствовать вас в… – он хотел сказать «в своём доме», но прикусил язык, каменный божок, стоявший у деревни сотню, а может и больше, лет, наверняка знал всех местных жителей, уж его-то, Рюноскэ, точно.

      Трижды поклонившись, мальчик договорил:

      – Приветствовать здесь. Надеюсь, вы довольны угощением.

      Будда подмигнул:

      – Хитёр ты, Като Рюноскэ. Впрочем, наказать этого жадюгу Гомбея давно пора, – он обиженно засопел, – никогда не то что монетки, куска засохшей лепешки мне не подаст. Не мог я пропустить