Добрый царь Ашока. Жизнь по заветам Будды. Джеймс Перкинс

порицание эгоизма и поощрение бескорыстия, но одновременно недвусмысленное указание на то, что полное пренебрежение личным благом также небезопасно. Сюжет – двадцать две аватары Вишну, в которые он воплощается, покинув Вайкунтху, место вечного блаженства, где он обитал вместе со своей супругой Лакшми и бесчисленным множеством прекраснейших богинь. Потрясающий сюжет! Он позволил бы затронуть многие важные вопросы и давал полную волю моей фантазии.

      – Неплохое начало для поэмы. У тебя был талант, – заметил царь.

      – Тогда я в этом не сомневался, – сказал отшельник. – Оставив службу, я принялся писать, – я надеялся своей поэмой заслужить славу, признание и щедрое вознаграждение от князя. Я писал, как проклятый, до изнеможения; днями и ночами я корпел над рукописью, вычищая текст и записывая заново; я переживал за своих героев, будто они были из плоти и крови, я смеялся и плакал вместе с ними. Выйдя на улицу, я бормотал какие-то фразы, изображал в лицах отдельные сцены и хлопал в ладоши от радости, когда у меня что-то получалось. Люди принимали меня за сумасшедшего, дети дразнились и с визгом разбегались при моем приближении.

      Целых пять лет я отдал моей поэме, и первая ее половина была написана: одиннадцать частей было в ней, одиннадцать аватаров. Вначале я хотел дописать поэму до конца, а потом представить на суд князя, но меня сжигало честолюбие, я измучился от жажды славы, – больше терпеть было невозможно. Я отдал поэму лучшему переписчику, купив самый дорогой папирус, – из тех, что привозят для написания священных книг. Свое сочинение я предварил посвящением князю, которое было написано почтительно, пышно и красиво; перевязав свиток шелковой лентой, я передал мое творение во дворец.

      Я стал ждать: я был уверен, что как только князь прочтет поэму, он тут же призовет меня к себе. Я представлял, какие хвалебные слова он скажет, как возвысит меня над остальными сочинителями; я уже ощущал тяжесть золота, которое мне отсыплют по его приказу. Но день шел за днем, а ответа из дворца не было; тогда я через своих друзей постарался узнать, что с моей поэмой. Мне сообщили, что князю недосуг читать ее, что надо набраться терпения и еще подождать.

      Сгорая от честолюбия, я ждал, – и вот, наконец, князь велел передать мне, что прочел поэму «не без интереса». Никаких иных слов он не произнес, а уж о деньгах и речи и не было.

      Я был потрясен, это был крах всех моих надежд. Три дня я был на грани безумия, я хотел наложить на себя руки; пять лет трудов, мои надежды и мечтания – все пошло прахом! Раздавленный и униженный, в последней отчаянной попытке добиться признания, я отдал поэму друзьям, дабы они оценили ее. Несколько снисходительных фраз, вежливое одобрение и пара плохо скрытых зевков – больше ничего я не получил и с этой стороны.

      Тогда я принялся лихорадочно перечитывать свое творение. О, ужас, чем больше я читал, тем отчетливее видел все недостатки поэмы! Там корявое предложение, там неуклюжая рифма, там глупая мысль, там напыщенный оборот