Приснись. Юлия Лавряшина

то, с чего планировал начать:

      – Ваш сын дома?

      Ожидалось, что он обернется и гаркнет в полумрак невидимой части квартиры:

      – Ванька (Пашка, Сережка), тут к тебе!

      Мне ведь хотелось повидать брата, с Коноваловым говорить было не о чем. Я увел бы Ваньку (Пашку, Сережку) во двор, мы уселись бы в проржавевшей беседке и попытались бы найти что-то общее.

      Но этого не случилось.

      – Какой сын? – Коновалов разве что не сплюнул. – Нет у меня никакого сына.

      Это было неожиданно.

      – Нету? – переспросил я так растерянно, что он внезапно смягчился.

      – А ты откуда? По мобилизации, что ли?

      – Ну да, – ухватился я и для вида полез в телефон. – Вот ваш адрес. Коновалов… Родился восемнадцатого февраля девяносто девятого года. Вот с именем какая-то путаница.

      Я замер, глядя на него почти умоляюще, но Коновалов смотрел куда-то сквозь меня. Ему хоть иногда видится мама, с которой он даже не поехал в роддом?

      – Андрей Анатольевич, – наконец произнес он. – Так вот. Только он никогда тут не жил.

      У меня вскипело в голове:

      – В смысле?!

      – Ищите сами.

      Он попытался закрыть дверь, но моя нога уже оказалась между нею и порогом. Его лицо на миг исказилось ужасом, кажется, до него дошло, что я не тот, кем назвался. Коновалов попытался поднажать, но я с яростью толкнул дверь обеими руками, и он отлетел вглубь коридора. Шагнув внутрь, я быстро закрыл за собой дверь: свидетели мне ни к чему.

      Попятившись, Коновалов принялся делать руками какие-то странные движения, видно, пытался нащупать – чем бы меня огреть. А я наступал на него…

      – Какого хрена? – произнес я тихо, но так, чтобы он расслышал. – Куда ты дел своего сына?

      – Да не было у меня никакого сына! Не забирал я его. Мать его умерла при родах… А мне одному как с мальцом? Вообще нереально…

      У меня аж свело живот:

      – Ты бросил его в роддоме?

      Коновалов уперся спиной в стену:

      – Ну как бросил? Все по закону. Подписал все что надо. Его, поди, сразу усыновили, малышей же хорошо разбирают. Я поспрашивал… А ты вообще кто такой? Не из военкомата же, так?

      Он все еще не узнавал меня, хотя я по фотографиям видел, что похож на маму, как брат-близнец. Ей тоже было тридцать, когда она умерла… Как этот ублюдок смеет не узнавать меня?!

      В ушах шумело – так хотелось вмазать ему. Но я заранее договорился с собой, что не сделаю этого: позднее Коновалов все же может сообразить, кто я такой, и стукнуть в полицию. А мне эти приключения ни к чему… Тут уж или убивать его, не оставляя улик, или не трогать вообще.

      Я повернулся и направился к выходу, оставив его спутанным сомнениями. Пусть терзается, скотина! Это ж надо, бросил своего ребенка в роддоме… Моего брата.

      У меня так тряслись руки и подкашивались колени, что возле подъезда я так и рухнул на узкую скамейку. Хорошо, она оказалась пуста…