Дневник Великой Отечественной Войны Боровиковой Александры Никифоровны. Андрей Анатольевич Орлов

была «В.Т.», длилась 3,5 ч. и вот в эту тревогу, не знаю, что творилось в городе.

      Вечером мне сказали, что 3 бомбы упали на Боровой, и в общежитии побило все окна.

      Сижу вот я здесь, а дома, может быть, ничего уже нет, всё вытащили.

      Надеюсь только на Ленку.

      А ну его, всё равно, не хорошо.

      Чувствую сильную слабость, от плохого питания, остались только кости, и висящая кожа.

      Сколько ещё это будет – не знаю.

      Да, положение с питанием неважное.

      Днём, сволочь, кидал листовки, две из них попали в мои руки, но я сразу же передала Попову.

      С Ив. Анакиным сейчас дружим.

      Сегодня с Ленкой послали посылку Серёже, – не знаю дойдёт или нет.

      Доделала салфетку, вышла хорошенькая.

      Хочу жрать, как чёрт, главное, сегодня выкупили моё любимое льняное масло.

      Да, пишу, а что-то делается дома, может быть, уже пусто.

      Сегодня зачитали указ о подоходном налоге с одиночек (*«Налог на холостяков, одиноких и малосемейных граждан» с ноября 1941 года на основании Указов Президиума Верховного Совета СССР от 21 ноября 1941 г.).

      Ну ладно, Шурочка, спи, не отчаивайся, переживем всё, поешь опять пресные ватрушки, и оладьи.

      Писать письмо Торопову что-то нет настроения.

27/XI/1941

      27/ХI. Выходной день, но я дежурила на вышке, ночь спала хорошо, но утром ещё болела душа по дому.

      Была на диспетчерском, вдруг является Ленка, и этого-то я никак не ожидала, чёрт знает её, приезжает с пивом, и, оказывается, даже не ночевала дома.

      Уж этого я никак не ожидала.

      Пошли обедать, где я перенервничала.

      Щи – одна вода, ложек нет, хоть пей через край, потом взяли биточки из каши.

      С отвращением покушала, и пошла к себе, с горя выпила пол литра пива.

      В 12:15 «В.Т.», я пошла на вышку.

      Тревога длилась до 17:45.

      Я вся перемёрзла, очень хотелось спать.

      И вот, в один момент, выйдя на вышку, вдруг вижу, что-то летит в воздухе, сначала не могла разобраться, что такое.

      Потом оказались листовки, столько их было, попали на крышу, на нашу территорию, на территорию Мыловаренного Завода.

      Одну поймала я на вышке, и сообщила в Штаб, собрали на территории 500–600 штук.

      Ну и чёрт с ними, такие уродливые, бессмысленнее, были листовки, чёрт знает что.

      Днём получила от Русских письмо, но пока не ответила, просто некогда.

      Также не написала письмо ещё и Торопову.

      Дома, говорят, спокойно, и комната моя жива.

      Свету сегодня нет, сижу со свечкой.

      Хочу как чёрт жрать, а жрать нечего, когда же всё это кончится.

      Ведь плохо таскаешь ноги, а на своё тело не хочется смотреть, кожа висит, как мешок.

      Ну и чёрт с ним, были бы стропила, а мясо наживётся.

      Ложусь спать, спокойной ночи.

28/XI/1941

      28/ХI. Последняя моя работа дня, это записать вот этот дневник.

      Встала в 8 часов утра, спала ночь крепко-крепко, ох, и спится же сейчас.

      За день выпила с литр пива, жрать-то нечего, вот и пью пиво.

      Да, и откровенно говоря, сегодня я ощутила сильное недоедание.

      Так хотелось жрать, и не что-нибудь, не жареную птицу, п