Бывший папа. Любовь не лечится. Вероника Лесневская

с ресниц, когда слуха касается бархатный баритон: «Самое время нам поговорить». В нем нет угрозы или злобы – только горькая, всепоглощающая боль, которую мы с Назаром делим на двоих. От волны его рваного дыхания половина лица вспыхивает и багровеет. Жар проникает под кожу, будоражит вяло текущую кровь, наполняет иссушенные вены, запускает замороженные процессы в организме. Я чувствую себя живой и… уязвимой.

      Прикрываю глаза, затаив дыхание. Жду, пока высохнет соленая влага на щеках. Смахнуть слезы не рискую – заметит. Рядом с Назаром возвращаются воспоминания, которые я пыталась похоронить. С ним становится больнее и одновременно спокойнее.

      Назар молча толкает мою коляску по коридору. В тишине раздаются тяжелые шаги и скрип колес. Гипнотизирую взглядом свои бледные руки, сложенные на неподвижных коленях, и украдкой впиваюсь в чашечку ногтями. Разозлившись на свое слабое тело, вонзаюсь в кожу со всей силы и… Ничего. Ноги ватные. Не мои. Будто костыли приставили.

      – Ты совершаешь ошибку, Надя, – сухо чеканит Назар, останавливая коляску у выхода. Растерянно оборачиваюсь. – Твой метод неинформативен, – обходит меня сбоку и, мельком скользнув по мне взглядом, берется за ручку двери. Резко и грубо надавливает до щелчка.

      Внешне он спокоен, но дьявол кроется в деталях. Сжимаю ладони в кулаки, осознав, что все это время Назар пристально наблюдал за каждым моим действием и, что страшнее, заметил, как я себя царапала. Надеюсь, не посчитает меня сумасшедшей.

      – Я не…

      «Не свихнулась! Я просто в отчаянии!» – мысленно кричу и внутренне рыдаю, заточенная в своем теле и разуме. Будто окружена невидимым куполом, внутри которого сгораю от паники и боли.

      Вслух ничего не могу из себя выдавить. Замыкаюсь.

      – Человек устроен так, что никогда не причинит себе вред, – продолжает вещать Богданов, словно поучает практиканта. Замерзаю от его тона и слов. – К тому же, что тебе даст такая проверка? Твой мозг может смоделировать любые ощущения исходя из того, что видят глаза, или, наоборот, заблокировать настоящие сигналы, потому что ты в них не веришь. Проверить чувствительность может только специалист. Если ты… примешь помощь, – голос меняется, переходя в хрип. – Признай, что сама не справишься.

      Больше не удостоив меня взглядом, Назар открывает и придерживает дверь. Свободную ладонь протягивает к коляске, но я сама выезжаю из помещения, где мне становится душно, на свежий воздух. Спускаюсь по пандусу, активно работая руками. Быстро устаю. Ладошки горят огнем, мышцы начинают ныть.

      Запыхавшись, смахиваю испарину со лба, провожу пальцами по взмокшим вискам.

      Беспомощная.

      – Я бы заказал для тебя кресло с электроприводом, но не хочу, чтобы ты расслаблялась и привыкала к нему, – бубнит Назар на фоне, приближается и перехватывает «управление». – Тем более, оно тебе не пригодится. Чем быстрее ты это поймешь, тем лучше.

      Вместе мы минуем многолюдный дворик и площадку с тренажерами, поворачиваем на тропинку, вьющуюся между деревьев. Останавливаемся в тени пожелтевшей листвы,