Бывший папа. Любовь не лечится. Вероника Лесневская

подтаивает Надя.

      – Этому уроду не место на дороге. Я постараюсь выяснить, какие у него связи, и со своей стороны повлиять на правосудие. За руль он точно больше не сядет и обязательно ответит за все перед законом, – чеканю убедительно, стараясь сохранять хладнокровие, однако ладонь невольно превращается в кулак. – Не на тех нарвался, тварь, – заканчиваю одними губами.

      Теща не слышит, однако жена пристально всматривается в мое лицо и считывает проклятие. В этот миг между нами натягивается тонкая, хрупкая связующая нить, вплетается в жилы, прорастая глубже внутрь.

      Надя хочет мне довериться, как раньше, но что-то мешает ей. Незримый барьер, который она сама же и возвела между нами.

      – Надюша, давай подержу Назарку, – спохватившись, Наталья Петровна берет на руки внука, а тот начинает огорченно плакать и хаотично ловит ладошками воздух. Требует вернуть его матери, боится вновь остаться без нее. Понимаю и разделяю его чувства.

      Надя косится на кровать, опускает глаза на свои ноги, поджимает губы.

      – Ты не мог бы позвать Маргариту? – скромно просит меня, упираясь ладонью в край матраса. – Медсестру, которая мне помогала?

      – Хм, конечно, – порываюсь к двери, но торможу на пороге. – А что нужно?

      – Я хотела быть прилечь, чтобы покормить ребенка. Но сама я… – набирает больше воздуха, чтобы признаться в собственном бессилии: – Я не могу.

      Не знаю, чем руководствуюсь, когда возвращаюсь, наклоняюсь к опешившей Наде и молча подхватываю ее под поясницу и колени. Поднимаю на руки. Дыхание сбивается у нас обоих.

      Это не доктор Богданов, а прежний Назар прижимает жену к груди, одержимо вбирает запах ее волос, знакомый до дрожи, тонет в глубоких нежно-голубых омутах.

      – Удобно? – осипшим голосом интересуюсь, осторожно опуская ее на кровать. Подкладываю подушки под спину, выпрямляю ноги, останавливаясь дольше приличного на стройных бедрах. Надя сильно похудела. За время, что мы не виделись, стала почти прозрачной и хрупкой, как фигурка из венецианского стекла.

      – Да, – срывается с ее губ вместе с протяжным выдохом. Кроха Назарка громче напоминает о себе, и теща спешит отдать его Наде. Мельтешит между нами, беспощадно рвет невесомую нить, которая связала нас на пару мгновений.

      Возвращаюсь в суровую реальность, где мы с Надей всего лишь врач и пациентка. Прокручиваю большим пальцем кольцо на безымянном, убираю руки за спину.

      – Ладно, не буду вам мешать, – отступаю назад. – Мой кабинет напротив.

      Малодушно разрешаю себе в последний раз полюбоваться семейной идиллией матери с ребенком. Замечаю, как Назарка ладошками мнет ее грудь через ткань одежды, тычется носиком, как слепой котенок, ворчит недовольно.

      Разворачиваюсь, дергаю ручку двери.

      – Назар, – летит мне в затылок, пронзая голову насквозь. Мое имя в устах Нади превращается в смертельное оружие. Ей достаточно просто произнести его – и я готов исполнить любое желание.

      – Да? –