Разрешаю любить или все еще будет. Петр Сосновский

тепла и, конечно же, добра; таких отзывчивых людей как у нас, наверное, ни где не было, а в городе и подавно.

      Я был уверен, что наша поездка в огромный город поможет парню сбросить напряжение, он почувствует бьющую ключом жизнь и измениться – станет другим.

      Мы часто были свидетелями, как после окончания школы многие из девчонок и мальчишек стремились уехать из села в город. Тот, кто все же оставался жить дома, навсегда перекочевывал в разряд неудачников. О нем говорили, что ему не повезло.

      Эфемерные, не реальные мои мечты витали далеко от села и ни где-нибудь, а на широких проспектах и улицах мегаполиса.

      – Это же не навсегда, поехали! – кричал я Жене, иначе он меня не слышал и Фоков однажды не выдержал, сдался.

      – Хорошо! – сказал он неуверенно. – Поехали.

      Я знал, чего он боялся, и поэтому мы выбрали время затишья. Мой друг не намерен был ни с кем встречаться. Час пик прошел. Сельчане, те которые работали в городе уже уехали. Для большей безопасности я предложил Фокову отправиться до станции через огороды, чтобы избежать случайных встреч. Он согласился. Мы вышли на тропинку, и пошли леском, и тут чуть было, не столкнулись с бабой Пашей и двоечником Гришкой. Женя не хотел лишних вопросов, и мы, не сговариваясь, тут же спрятались в кустах. Едва они прошли мимо нас, я толкнул Фокова локтем в грудь, и мы снова двинулись к станции.

      На платформу я поднялся один, без друга, посмотрел расписание, купил билеты и уже после перед самим приходом электрички помахал Жене рукой. Он без задержки вышел из придорожной зелени. Тут же показался состав. В вагон мы буквально запрыгнули. Следом за нами еще кто-то ввалился. Как мы не прятались – оказались не одиноки. Это был Гришка – внук бабы Паши.

      – А, в город! – бросил он нам. – Я тоже. К отцу еду. Вызывает. Думаю, насовсем. Он меня должен пристроить в училище.

      В руках Гришка держал чемоданчик с вещами.

      – А как же баба Паша! – спросил я.

      – Вот еще. Нужна она мне. Жадная!

      Бабе Паше было далеко за шестьдесят. Она пенсии не выработала. Получала гроши. Жила за счет огорода и коровы, которая снабжала ее и Гришку молоком. Долгое время парень отцу был не нужен, и он о нем не вспоминал. Но вот настало время – понадобился.

      Высказывание Гришки-двоечника о бабе Паше мне не понравилось, и я не стал с ним долго разговаривать. На вокзале мы без сожаления расстались с Гришкой. Я ему лишь махнул рукой. Фоков сказал:

      – Пока! – он был рад, что парень не стал к нему приставать с расспросами. Видно, Гришку не волновало то, что стряслось с Женей. Он был равнодушен к его судьбе. Возможно, ничего не знал.

      Тут же с вокзала я потащил Фокова в метро. Мы отправились в зоопарк.

      В зоопарке людей было много, основной народ – это дети. Для осмотра нам потребовался не один час. У клетки с волком Фоков долго крутился и вдруг сказал:

      – Юра нас бы вот так в клетку. Тогда человек вряд ли был бы способен делать глупости.

      Не знаю, к чему были сказаны