Самый ветреный на свете ОСТРОВ. Татьяна Бурлакова

и пел. И еще дядя Шурик играл, но Шурик не склонен учить подростков и кого бы то ни было чему бы то ни было. Он любит одиночество и свою фотокамеру, с которой почти не расстается.

      А еще к соседям, бывает, приезжают гости – либо из поселка при заводе, либо с базы отдыха – «большие» люди из столицы, профессора-академики или чиновники высокого ранга.

      Один профессор приехал как-то со своим племянником, так тот просто очумел, так ему здесь понравилось. На острове все для него «прикольно».

      – Прямо в палатках спите? Прикольно. А в туалет как же? В кусты? Нет? Ух ты. Прикольно. А кто готовит? Ничё так, вкусно.

      Напросился переночевать, а потом еще пару раз приезжал один, без дяди, без ночлега. Нельзя сказать, что он вписался в компанию, его не приняли, но и не гнали, за ним закрепилось прозвище Мажор. Привозил его парень из Марусиной школы по прозвищу Дылда. Он все лето работает на базе лодочником: возит отдыхающих то на рыбалку, то на прогулку. Про всех все знает. Все видит. Все слышит. Все замечает. Ничего не забывает.

      Мажор у костра всегда садился рядом с Марусей, переговаривался шепотом. Марусе это льстило: городской парень, из самой Москвы, а обратил на нее внимание. Вот Никита, младший сын дяди Коли Сошкина, на нее не смотрит, будто и нет ее вовсе. Вернее, смотрит, но не видит. Не видит, что он ей нравится, очень нравится, что она лучше бы с ним на бревнышке сидела и перешептывалась, а не с Мажором. А Мажор между тем стал уговаривать Марусю решиться на авантюру: вот дед с бабкой уедут по делам, а она пусть останется, он к ней приедет – и они всю ночь будут любоваться звездами и держаться за руки.

      Марусе было боязно, она отнекивалась, потом сказала: ну не знаю, как получится, так и получится.

      И вот этот день настал!

      Молодой ученый. То самое лето

      Время меняется. Кто бы мог подумать? Кто мог предположить, что появится во главе государства человек, готовый к переменам? Перестройка, гласность. Гласность-это вообще что-то запредельное. Ну, нас-то это не особо касается, скорее совсем не касается. Однако в каких-то других областях – фантастика! Новые имена, новые лица, новые темы. Огромные газетные полосы сплошного текста, «без картинок», – и все читают взахлеб!

      Он было совсем бросил мечтать о загранице. Но постепенно понял: будет ли что-то меняться, не будет, как будет меняться, к лучшему ли. В любом случае на это потребуются годы или даже десятилетия. А он живет сейчас!

      Пока что жить становилось труднее. У них всегда было особое снабжение по сравнению с тем, что происходило вокруг, в соседних – открытых – поселках и городках, чтобы они особо не тратили время и силы на поиски еды, мебели, вообще всего, что нужно для жизни; чтобы не влезали в сомнительные отношения со всякими завмагами и завскладами, чтобы не были им должны хоть что-то.

      Ну, например, копченая колбаса была у них своего рода валютой за пределами их закрытого поселка. Надо хранить свой катер на лодочной станции – пожалуйста, тебе всегда найдут место поближе к будке сторожа