Тарикат. Виталий Бриз

голос сказал мне: «Мир вам, о лежащие в могилах! Да простит Аллах нас и вас! Вы ушли раньше нас, а мы скоро последуем за вами». И я сразу понял, что где-то рядом неведомое существо приветствует меня и захотел ответить ему приветствием, но мой рот был крепко стянут какими-то путами. Тогда я попытался пошевелиться и поднести руку к лицу, чтобы избавиться от преграды. Раздался слабый треск разрываемой ткани, и я вдруг понял, что замотан в нее с ног до головы. Ткань была рыхлой и слабой, и расползалась от малейшего движения, и все-таки, чтобы высвободить хотя бы руку, мне пришлось приложить немало усилий. Потом, когда рука была освобождена, провел ладонью по груди и животу, ощутив все ту же ткань и песок, покрывавший ее густым слоем.

      В это время тонкий голос вдруг вскрикнул и закричал непонятные слова, из которых я смог различить только одно «шайтан!», и начал удаляться, сопровождаемый быстрым глухим стуком шагов. Я понял, что человек, поприветствовавший меня, куда-то убежал, не подумав даже помочь мне освободиться и встать. И тогда я принялся сдирать путы с лица, не понимая, что же такое мешает моим пальцам сделать это быстро, и лишь когда услышал слабый хруст и боль, то понял, что мешают мне отросшие ногти, один из которых сломался почти у основания. Этим самым обломком я и принялся раздирать тряпье, рискуя расцарапать собственное лицо, и когда сорвал последний клочок, то прямо над собой увидел высокое чуть желтоватое небо. Высвободив вторую руку, я содрал с себя остатки кокона и попытался встать на ноги.

      Я увидел, что нахожусь в неглубокой яме, заваленной грудами песка, почти сровнявшего ее с поверхностью. Над ней высились остатки какого-то ограждения, тоже почти разрушенного. Лишь в изголовье сохранилось подобие стенки из нескольких слоев грубых глиняных кирпичей, которые казались совсем ветхими. Но когда я поднялся на ноги и сделал шаг, то что-то сильно дернуло мою голову назад, чуть не свернув шею. Я глянул вниз и увидел, что стою на собственных волосах, которые настолько длинны, что концы их лежат на песке. Это было странно и, наверное, страшно. Но тогда я еще не был готов к сильным переживаниям.

      Человек во мне пробуждался медленно, и пробуждение это началось с самых простых ощущений: с боли в затекших мышцах, с жжения в глазах, которые никак не хотели смотреть на мир вокруг, потому что свет был слишком ярким и ослепляющим, со вкуса песка, скрипящего на зубах и со звуков. Причем слух был настолько острым, что, казалось, я мог бы услышать даже скорпиона, ползущего по бархану. Еще я знал слова или вспоминал их. Стоило взглянуть на предмет, как память тут же подставляла мне нужное слово. Вот – бархан, вот – небо, а вот… Да, конечно же, моя яма, та самая яма, из которой я только что вылез, была чьей-то могилой, а тряпичные лохмотья – саваном. Но я же был жив, а если это так, то почему меня завернули в саван и даже похоронили? Но ответа на этот вопрос у меня не было, не было ответов и на другие вопросы, которые я задавал себе. Зато этот мир был мне знаком, точнее, я сам был единственным незнакомцем в этом мире, все остальное я знал.

      Я не мог, конечно, понять почему эта моя могила находится на границе оазиса,