Танцы под радиолло. История одной истории. Александр Адерихин

укладывал под подушку портфельчик, пиджак, портянки и сапоги.

      – Что это вы делаете? – поинтересовался Подпасков.

      – А то, – ответил вместо мужичка военный, – что и вам советую сделать. Тут уж не один случай был. А на днях какой-то постоялец увёз с собой все ключи. В том числе и от камеры хранения…

      – Вы если гулять пойдёте, – вмешался в разговор мужичок-экспедитор, – после 10 вечера можете и не стучаться – не откроют. Но там, метра четыре влево от парадной двери, есть дверь во двор, а в нём дверь в гостиницу. Она всегда открыта…

      – И жаловаться директору не вздумайте, – военный зубами снял с бутылки пробку- «бескозырку», плюнул ею в открытое окно, – он всегда пьян.

      – Да никогда он пьян не бывает, – старуха-коридорная без стука ввалилась в номер с охапкой одеял, – так… не много выпивши… А кто в Калининграде не пьёт?

      – Только Шиллер, – весело ответил старухе мужчичок. – Потому что у него из горла всё вытекает!

      Старуха хихикнула, военный усмехнулся понятной только местным шутке. Подпасков вспомнил, как Семейкин, отъезжая от обкома партии, показал ему памятник Шиллеру. Во время боёв снаряд пробил великому немецкому поэту горло на вылет.

      Одеяла положили проветриваться возле открытого окна. Военный разлил водку в три металлических складывающихся стаканчика, открыл консервы, развернул промасленный свёрток. В свёртке лежали два жирных селёдочных трупа. Оба с открытыми от предсмертного ужаса ртами.

      Военный предложил отужинать. Подпасков вспомнил, что целый день ничего не ел. Он вложился в общий стол сделанными ещё в Москве бутербродами с потвердевшим сыром и тремя варёными посиневшими яйцами. Яйца ещё не пахли.

      Выпили, закусили. Вторая – за знакомство. Потом выпили за тех, кто не дожил. Потом за Победу. Потом – за… Потом просто выпили. Потом достали ещё одну бутылку.

      Военный оказался прикомандированным к седьмой трофейной бригаде. Подпасков, представляясь своим соседям, развёл руками: «Полиграфия». Это скучное слово всегда избавляло его от расспросов.

      Водка тёплой ватой расползлась по телу. Подпасков почувствовал себя в безопасности. Пьяный военный заговорил о наболевшем: «Сдают всякую хрень. Поломанные велосипеды и шкафы без дверей уже некуда ставить. Есть же чёткий приказ начальника округа. В первую очередь – оборудование и документация заводов и фабрик. Потом – транспорт, велосипеды и пишущие машинки. Я в бригаде за пишущие машинки отвечаю. Ответственнейшая должность, доложу я вам. За четыре месяца пятеро ответственных за это направление сменились. Один – под арестом»

      Военный руками вытащил из зубов застрявшую селёдочную кость, продолжил: «Вот мы тут новую власть устанавливаем. А что такое власть без пишущих машинок? Это как безногий танцор. Или немой певец. Что-то поёт, а что именно – не слышно. Пишущие машинки, доложу я вам, это аппараты государственной важности. И аппаратов