Обречение. Владимир Уланов

мысль, едва не упав, я почти ничего не знал о ней.

      Один год не правильной жизни не обогащал взаимной памятью и теплом, это было нелепо и не по человечески ужасно! Жуткий механизм полома взаимности, трагизм необратимости, рождали безисходное ощущение конца моих времён.

      Переосмысление произошедшего не выстраивалось в логическую цепь, оно и явилось вялым моментом запуска снежного кома, холодом, зародившимся в наших отнюдь не пустых головах. Слово породило мысль, её толчковые удары изнутри разогнали инерцию развала.

      ***

      Почти пустой трамвай водил меня по кольцу моей жизни. Формировался я не благодаря, а вопреки. По утрам, проснувшись, лежал, не меняя позы и не открывая глаз, анализировал звуки, пытаясь представить, что происходит в доме.

      Постепенно у меня обострились все виды чувствительности, особенно тактильная. Я обострённо воспринимал прикосновения и запахи, а также звуки. Всё имело свою окраску, степень тепла, искренности, фальши, отторжения.

      Мир, имеющий множество светящихся граней, обогащал меня не доступными иным ощущениями, будоражил воображение, пробуждал грёзы и зазеркалье. Моя иллюзорность становилась миром, скрытым от восприятия других, идущих рядом, но не в месте.

      Две попытки избить меня натыкались на злую силу, намешанную на моей осязательно-обонятельной идеологии и отрицании козлячества и мата. Меня искренне боялись, но уважали, потому, что завидовали простоте и свободе взаимоотношения с девочками.

      Я любил их всех. Просто по определению. Они, за редким исключением, не пахли, их дыхание было лёгким и чистым.

      Глаза возникали из правды, маленькие коротенькие тайны рождались из тихого перешёптывания и в нём же исчезали, запутавшись в прямых и светлых мыслях.

      ***

      Джульетту репетировала тонкая ясноглазая старшекласница с неожиданно женственными манерами. Тёмные волосы, смуглая кожа удивительным образом вписались в пьесу. Появление её в последней четверти породило не ясные слухи, искры подражания бродили по второму этажу.

      Десятый класс поделился на ревнивых и обожающих. Мальчики прекратили строем ходить в туалет, девочки стали передвигаться парами, шептаться и погололовно игнорировали буфет. Истинное обожание выходило далеко за пределы влюблённости по сценарию. Мой Ромео, подхлёстнутый шекспировским ямбом, игры не требовал.

      Импровизация была почти артистичной и очень хрупкой. Скрипка в руках Джульетты через светлое касанье пальцев рождала дивные звуки, наполняя школьную сцену изяществом любви. Я себя потерял, как оказалось, навсегда.

      Заключительные монологи мы отрабатывали в спортзале, он запирался изнутри и поощрял вдохновение.

      Моё страстное признание остановил прямой взгляд, совсем взрослый. Пальцы, обрекшие чувственную нежность, наткнулись на лопатки и поразились их утончённой трогательности. Через минуту,

      едва не потеряв сознание, я опрокинулся