Академия читателя. Опыт осмысления теории и методологии литературно-читательского процесса. Эдуард Николаевич Сокол-Номоконов

предтеча революционной романтики, предтеча европейского романтизма. Очевидно, что зрелый классицизм, не говоря уже о неоклассицизме, предупреждает молодое поколение писателей от чрезмерного увлечения потрясениями, обращая их внимание на опыт прошлых столетий.

      Становление рыночных отношений явилось переломным моментом в определении критериев ценности человеческой жизни. Общественная полезность человека стала определяться его местом в экономической жизни общества. Углубление классовых противоречий привело к тому, что для буржуазии общественная ценность человека ассоциировалась с размером его богатства, а для человека труда – с его профессионализмом. Стоимость человека как товара (характерная для рабского и феодального периодов) превратилась в стоимость человека как носителя труда (включая творческие формы труда). Сохранение жизни членов стало заботой всего общества, поскольку все они являлись элементами единого экономического процесса, в результатах которого они были равно заинтересованы. Именно в этот период появляются системные общественные институты, направленные на повышение качества жизни членов сообщества: образование, здравоохранение, социальное обеспечение и др.

      Вместе с тем национальная и сословная (классовая) дифференциация в отношении к ценности жизни человека продолжает углубляться. Особенно остро это проявляется в периоды революций, колониальных завоеваний и мировых войн. Социалистическое мировоззрение, глубоко гуманистическое по сути, в процессе его практической реализации в XVIII—XX веках показало жесточайшие примеры антигуманности.

      На рубеже XVIII—XIX веков в форме отрицания идей классицизма рождается романтизм. Трудно определить, повлиял ли на его появление период буржуазных революций в Европе или романтизм явился одним из факторов подъема революционного движения. Скорее всего, это был взаимообусловленный диалектический процесс культурной и социальной трансформации западного мира.

      Тем не менее мы можем указать на то обстоятельство, что литература романтизма стоит на двух китах: литература, обращенная к вымышленному опыту прошлого, и литература, обращенная к вымышленному образу будущего (возможного будущего). Исторический романтический роман, отрицая опыт классицистов, формирует совершенно новое отношение читателя к историческому прошлому, обнажая все язвы и несовершенства социального устройства и отношений в ушедших мирах (Вальтер Скотт, Александр Дюма, Жорж Санд, Рафаэлло Джованьоли). Удаляя все красивости, мы видим мир в его наготе и непривлекательности, жестокости и несправедливости. Впервые на авансцену истории выводится народ не в качестве толпы, но в качестве некоторой совокупности личностей, отображающей особенности бытований и страстей обуревающих нижние сословия.

      Литература утопического плана рисует вымышленные страны и народы, достигшие справедливого мироустройства, освобожденные от тягот собственности и денежной зависимости (Перси Б. Шелли, Джордж Байрон,