Три мушкетера. Д'Артаньян. Кристин Фере-Флери

пальцем на фигурки, изображавшие участников церемонии, говорил:

      – С согласия эмиссаров его святейшества, Артюс д’Эпине де Сен-Люк, епископ Марселя, будет стоять справа от Вашего Величества. Брат Франсуа де Ломени из ордена доминиканцев…

      Внезапно аббат остановился и замолчал, поскольку молодой человек с холеными усиками, в колете, расшитом серебром, заговорил слишком громко, беседуя с двумя офицерами. Из-за него аббат Ругон и прервал объяснения. Нарушитель говорил так громко явно намеренно. Недовольный король обратился к нему:

      – Что с вами, брат мой? Вас не интересует ваша свадьба с герцогиней де Монпансье?

      Гастон Орлеанский махнул рукой, словно отгоняя муху, и процедил сквозь зубы:

      – Мы готовимся к свадьбе, а надо бы к войне.

      – К войне? – удивился государь. – С кем?

      – С гугенотами! – воскликнул юный принц.

      Придворные начали перешептываться. Один из них, судя по выправке, старый опытный военный, сделал шаг вперед.

      – Сир, монсеньор ваш брат не ошибается. Вот уже не одну неделю крепость Ля-Рошель укрепляется людьми и оружием.

      – Они хотят раскола! – воскликнул второй, гораздо моложе. – Если им не помешать, у нас будет государство в государстве! Нога Англии во Франции!

      – Господин граф де Шале, значит, вы хотите, чтобы я объявил войну гугенотам и англичанам? – уточнил король.

      – Гугеноты у англичан на посылках, – тут же вмешался Гастон Орлеанский.

      – Сен-Бланкар, глава гугенотов, сейчас в Лондоне, его принял лично Бекингем. Зачем английскому военному министру принимать гугенота из Ля-Рошели, если он не готовится к войне? – поддержал граф де Шале.

      Услышав имя любимого, королева опустила глаза, что не укрылось от внимательного взгляда ее соседа, человека лет пятидесяти, с горделивой осанкой, в шелковой красной сутане и с крестом, украшенным драгоценными камнями, на груди.

      Кардинал де Ришелье. По мнению многих, именно его руки в красных перчатках крепко держали королевство Франции. Друг королевы-матери, Марии Медичи, он третий год занимал пост первого министра, и, как говорили, король прислушивался только к нему. Умный, хитрый, безжалостный, он вдобавок имел собственную гвардию под командованием капитана Жюссака, давнего и открытого врага де Тревиля, капитана королевских мушкетеров. Их соперничество забавляло весь Париж и бесило Ришелье, ведь каждое поражение гвардейцев в схватке с дерзкими мушкетерами вызывало смех над ним самим и наносило ущерб его влиятельности.

      Однако Ришелье был терпелив и хитроумен. Он не сомневался: рано или поздно удастся обуздать безудержный молодняк и убрать со своего пути всех, кто осмеливается ему противостоять.

      Между придворными вокруг стола полыхал спор.

      – Наш долг избавить королевство от еретиков! – воскликнул старец, первым поддержавший Гастона Орлеанского.

      – Так значит, вы хотите не войны, а крестового похода? –