Сансара загнанной белки, или 22 жизни одной маленькой меня. Регина Мягкова

бородавки жидким азотом. Руки раздувает от волдырей. Пальцы практически не двигаются, они превращаются в ласты с перепонками. Я не могу шевелить пальцами.

      Мама дает добро не ходить в школу, и я сижу дома несколько недель. Мне неудобно даже читать – я задеваю волдыри уголками страниц, и они лопаются. Так нельзя. Смысл процедуры – не дать бородавке дышать. Если бородавка не дышит – она умирает. Совсем как человек. Когда\если волдыри лопаются, их нужно мазать раствором марганцовки. Руки становятся черным-черны. Дома нечем заняться – лежу, глядя в одну точку или читаю.

      Пару немножков спустя, в эту же косметологию мы идем удалять бородавки на лице. Бородавку на носу я пробую варварски выщипывать, она опять и опять растет. Брови и губы сама не трогаю. На лице не удаляют азотом. Эсэсовская косметология пошла дальше – к лицу доктор подходит с электрическим током. Здесь еще больнее. Я ору, машу ногами, руками, плачу, скидываю подлокотники с кресла. Я кричу во все горло. Безмерно больно.

      Меня держит медсестра, в помощь ей зовут из коридора маму. Мама тоже держит меня. Мне кажется, что ей чуть ли не больнее, чем мне при этом. Я выхожу в коридор и плачу. То ли от боли, то ли от страха, то ли от обиды маминого предательства. Мама обнимает, но у меня четкое ощущение того, что меня не защитили. Еще и держали.

      Везде со мной ходит мама. Папа для меня очень далекий и призрачный – времени со мной он не проводит и заботу не проявляет. Папа не ходит со мной ни в больницу ни в школу ни в магазин. Моменты с теплом, когда я помню папу своего детства, я могу посчитать по пальцам. И, поверьте, мне хватит одной руки. Он как снежный человек – говорят, что он существует, но по факту никто не видел. А чем докажешь, а?

      В школу он придет единожды на школьный выпускной начальной школы. Мама не смогла. Простоит нелюдимо в коридоре отдельно от всех, дергая меня “пошли домой” каждые 15 минут. Учительница и другие родители уговаривают его присоединиться ко всем за общим столом, он так и остается стоять в коридоре у окна.

      Мне за него стыдно. Женский детский испанский стыд. Я рву розовые капроновые колготки под коленкой. Бегу к папе за помощью. Папа разводит руками, рекомендует не обращать внимания. Не помог.

      ***

      А у меня дома живет ежик. Он самый настоящий. Он колючится, фырчит и жует яблоки. Мама говорит, что он дурно пахнет, топает по ночам и сыплет острыми иголками. Мне помнится, что мы поили из блюдечка точ-такого же молоком у бабушки во дворе в деревне и кормили яблоками. И папа сажал его в ведро, чтобы он не убежал. Наверное ненадолго, тому ежу повезло больше.

      Мама говорит, что вот этого нашего колючего друга домой папа принес с завода. Он живет у нас в коробке с полгода. Периодически прогрызает в ней сквозную дыру и рвется на волю в дерзком побеге из коробочного Шоушенка. Гуляет по квартире, топая и разбрасывая иглы. Я тоже помню, как он пахнет – невкусно. И иголки у него колючие, да. Зимой он впадает в спячку и папа выносит его на балкон. В очередные сорокоградусные морозы мама-папа волнуются о еже:

      – А вдруг