Погребенные. Оушен Паркер

пепел и крепко затянулась сигаретой, постукивая ногой. Над головой сгущались тучи, хоть за окном и слепило солнце. – Как будто человеку прикрутили голову собаки.

      – Ага, голова собаки, – задумчиво пробормотал доктор.

      – Это странное состояние возвращает меня в реальность лишь тогда, когда он или я произносим одну и ту же фразу.

      По спине пробежал табун мурашек размером с носорогов. Захотелось обернуться, словно за спиной кто-то стоит. Наблюдает. Слушает. Я посмотрела на нагоняющий жути диктофон и почесала колено. Представила, как через пару лет изо дня в день буду вещать эту к тому моменту заезженную историю в больничной палате для умалишённых, и скукожилась.

      Робинс не моргал, глядя на мои руки, а затем резко схватил лист бумаги и стал записывать. Я знала, что там написано ещё до того, как доктор развернул планшет и показал мне мой кошмар.

      «Danny ahabi yabi».

      – Я правильно записал?

      – Не знаю. Это какой-то бред. Я произношу его, но не знаю языка, на котором говорю.

      – Может, латынь? – Не сводя глаз с записи, он поправил съехавшие на нос очки.

      – Я интересовалась. Только зря потратила целый день. Это не латынь.

      – Древний египетский, греческий?

      – А может это и не язык вовсе, – пожала я плечами.

      – Заклятие?

      – Ага. Заклинаю себя угомониться и наконец-то нормально поспать.

      Робинс задумался, нахмурив брови. Несколько минут он молча смотрел вперёд, что-то высчитывая у себя в голове, но единственным, что я хотела от него услышать, были слова: «Авария просто повредила ваш мозг. Сон ничего не значит. Просто больная фантазия. Сломанный механизм».

      – Не думаю, что это бессмыслица. Навязчивые сны, на протяжении стольких лет повторяющиеся изо дня в день, обычно имеют под собой какое-то основание. Забытое воспоминание из детства, травмирующий опыт.

      – Думаете, я забыла, как препарировала лягушек в детстве?

      – Или людей, – словно между прочим пробормотал доктор. – В любом случае, нам следует начать с самого начала. Твоё подсознание хочет нам что-то рассказать. Оно уже говорит нам.

      – Оно кричит, доктор, но что это меняет? Я не контролирую это. Я ничего не могу сделать.

      – Что-то, забытое очень давно, вспомнилось, когда вы попали в аварию. Так часто бывает с людьми, которые потеряли память. Случайный удар головой – и замки слетают. Память возвращается. Вы что-то забыли, Аника. Нечто очень важное, и не хотите это вспоминать.

      – И что вы мне предлагаете?

      – Вспомните, Аника. Позвольте себе вспомнить.

      – Отличный совет. Что-то из одной категории с «не грусти, если тебе грустно»?

      Но это едкое замечание доктор не расслышал, слишком увлечённо делая пометки о моём психическом состоянии у себя в блокноте.

      Когда я притащилась домой, на улице уже давно стемнело. Тюльпаны соседки, мадам Розетты, днём казавшиеся единственной наградой за то, в какой помойке я теперь выживаю, при вечернем освещении зловещими тенями расползлись