Погребенные. Оушен Паркер

не хуже. Ты ведь понимаешь, о чём я.

      Несмотря на поразительную схожесть во внешности, Алекс и его отец были, наверное, самыми разными людьми на свете. У не совсем состоявшегося старого психолога, который отказывался верить в возможное потустороннее вмешательство в мою жизнь, вырос вполне успешный сын. Именно благодаря своей работе о пантеоне египетских богов, в которых он верил, в Европе Робинс приобрёл небольшую, но славу.

      В Америке к его доводам отнеслись скептично, но европейцам он полюбился и вскоре был приглашён в команду археологов от Лувра для проведения раскопок в Иране как этнограф и археолог по совместительству.

      Будучи чутким и деликатным, Алекс не спешил настаивать на том, что причиной кошмаров стала какая-то сверхъестественная активность, но рьяно отрицал мои бесконечные попытки поставить себе медицинский диагноз.

      – Но всё же, что так сильно тебя расстроило?

      – Ты не поймёшь.

      – Я? – спросил Алекс, с наигранным удивлением ткнув себя указательным пальцем в грудь.

      – Ты, – хмыкнула я, слегка повеселев от его искренних попыток поднять мне настроение. – Твои же слова, что мнение социума должно быть последним, что меня заботит.

      – Я заинтригован.

      – А я подавлена и растоптана человеком, которому в приступе паники доверила то, чего не собиралась доверять.

      Алекс приподнял вверх пышную бровь и шумно отхлебнул кофе из бумажного стаканчика.

      – Я случайно рассказала одному знакомому о том, что вижу, а он на следующий день растрепал об этом всем моим бывшим друзьям, которые и без того насквозь пропитаны презрением и жалостью ко мне.

      Несколько секунд Робинс держал кофе во рту, раздумывая над ответом, а потом шумно проглотил напиток и отставил стаканчик в сторону.

      – Раз уж они и так пропитаны всем тем, что ты перечислила, есть ли смысл переживать о том, что они пропитаются ещё сильнее?

      – Может, ты и хороший археолог, но психолог просто дерьмовый, – промычала я.

      – Прости, – пробормотал он, как мне показалось вполне искренне и даже немного смущённо. – Давай вернёмся к тому, в чём я хорош. Что там с переводом? Никаких подвижек?

      Толкнувшись обеими ногами и на ходу надевая очки, Робинс откатился к своему рабочему столу и уставился на книги, которые я оставила там с пометкой «прочитано».

      – «Формирование современного арабского на основе племенных диалектов» прочитала за час?

      – Вообще-то за сорок минут и ещё минут двадцать пила чай, – в ответ на мягкую улыбку профессора, фыркнула я. – Ты бы ещё что попроще мне дал почитать, Робинс.

      – Ну а со значением египетской иероглифики что не так? Тут всего страниц двести.

      – Не нравятся мне твои иероглифы. Египтяне придумали письменность исключительно для того, чтобы распространять сплетни о мифических богах. Вряд ли в этой беллетристике найдутся ответы на мои вопросы.

      – Э-э-э…

      В