Отчёт перед Эль Греко. Никос Казандзакис

потому что двоюродные братья скрывали меня от его глаз. Все молчали. Дед снова разжал губы:

      – Обратитесь в слух, дети. Услышьте последние мои наказы. Заботьтесь о животных, – о быках, овцах, ослах. Знайте, что у них тоже есть душа, они – тоже люди, разве что носят шкуру и не могут разговаривать. Они – люди испокон веков, кормите же их. Заботьтесь о маслинах и виноградниках, – унавоживайте их, поливайте, подстригайте ветви, если хотите, чтобы они плодоносили. Они тоже – люди испокон веков, но слишком уж испокон веков, и потому не помнят об этом. А человек помнит, потому он и есть человек. Слышите? Или я глухим все это говорю?

      – Слышим, дедушка… Слышим… – раздались голоса.

      Дед вытянул ручищу и позвал своего старшего сына:

      – Константис!

      Константис, седобородый, курчавый верзила с бычьими глазами, коснулся отцовской руки:

      – Я здесь, хозяин-батюшка. Чего прикажешь?

      – В малой кадке у меня – отборное зерно. Я его уже давно храню себе на кутью. На девятый день сваришь его и добавишь побольше миндальных орехов, – добра у нас хватает, слава Богу! – и не скупись, как ты привык, на сахар, – слышишь? Ты прижимист, я тебе не особенно доверяю.

      – Верно ты говоришь, – ответил старший сын, качнув головой. – Верно ты говоришь, хозяин-батюшка, только и другие пусть потратятся. Все это хорошо, только и другие пусть потратятся. Это же – кутья, расходы нешуточные, а потом и свечи нужны, и попу заплатить нужно, и могильщику, и поминки справить, и стол накрыть с закусками, с вином. Добавь сюда и кофе для женщин, – все это расходы и нешуточные. Все должны поучаствовать.

      Он повернулся к стоявшим по обе стороны братьям:

      – Слышали? Каждый – свою долю! Орешки – врозь.

      Сыновья что-то пробормотали сквозь зубы, а один из них сказал громко:

      – Хорошо, хорошо, Константис! Ссориться не станем.

      Между тем я проскользнул в первый ряд. Смерть, как я уже говорил, всегда была для меня дивным, притягательным таинством. Я подошел ближе, чтобы увидеть, как умрет отец моей матери, и он меня заметил.

      – А! Добро пожаловать, маленький кастриец! Нагнись, – дам тебе благословение.

      Старуха, мявшая воск, опустила ладонь мне на голову и нагнула ее. Тяжелая ручища покрыла мне все темя.

      – Прими мое благословение, внук из Кастро, – сказал дед. – Стань человеком!

      Дед пошевелил губами, желая сказать еще что-то, но силы его иссякли, и он закрыл глаза.

      – В какой стороне солнце садится? – спросил он, затихающим голосом. – Поверните меня туда!

      Два сына взяли его и повернули лицом к западу.

      – Будьте здоровы! – прошептал дед. – Я ухожу.

      Он глубоко вздохнул, вытянул ноги, и голова его, соскользнув с подушки, ударилась о камни, которыми был вымощен двор.

      – Умер? – спросил я моего маленького двоюродного брата.

      – Эх, и этот готов! – ответил мне тот. – Пошли, поедим!

      7. Борьба Крита с Турцией

      Однако больше всех школ и учителей, глубже первых радостей и ужасов,