Отчёт перед Эль Греко. Никос Казандзакис

Он очистил череп от земли, просунул палец в глазницы, выковырял оттуда глину, положил череп на край могилы, снова согнулся и продолжал рыть.

      – Что это? – испуганно спросил я дядю.

      – Разве не видишь? Голова покойника, череп.

      – Чей?

      – Ты что ее не помнишь? Нашей соседки, Анники.

      – Анники?!

      Я заплакал, завизжал.

      – Анники! Анники! – закричал я, бросился на землю, схватил, сколько было там камней, и стал швырять ими в могильщика.

      Я рыдал, кричал, какая она была красивая, как от нее пахло! Она приходила к нам, брала меня на колени, вытаскивала гребень из волос и причесывала меня. Она щекотала меня под мышками, а я заливался смехом, щебеча, словно птичка. Дядя взял меня на руки, унес прочь и сказал сердито:

      – Почему ты плачешь? А ты как думал? Умерла она! Все мы умрем.

      Но я помнил ее русые волосы, алые губы, целовавшие меня, ее большие глаза, и вот…

      – А ее волосы? – кричал я. – Ее губы? Ее глаза?..

      – Нет их… Земля их поглотила.

      – Почему? Почему? Я не хочу так!

      Дядя пожал плечами:

      – Когда вырастешь, узнаешь почему!

      Этого я не узнал никогда. Вырос, состарился, но этого не узнал никогда.

      5. Начальная школа

      Смотря на мир неизменно волшебными глазами, с гудящими мыслями, наполненными медом и пчелами, с красной шерстяной шапкой на голове, в постолах, украшенных красными кистями на ногах, отправился я однажды утром из дома, полурадостный-полуиспуганный, ведомый за руку отцом. Мать дала мне «нюхать для храбрости» ветку базилика и повесила на шею золотой крестик, подаренный в час моих крестин.

      – Бог тебя благословит, и я тебя благословляю… – тихо сказала она, глядя на меня с восторгом.

      Я был словно маленькое разукрашенное для заклания животное, объятое гордостью и страхом, но рука моя скрывалась глубоко в руке отца, и это придавало мне мужества. Мы все шагали и шагали, миновали узенькие улочки, подошли к церкви Святого Мины, свернули, вошли в старое здание с просторным двором, четырьмя большими арками по углам и покрытым пылью платаном посредине. Я остановился испуганно, и рука моя задрожала в большой теплой ладони.

      Отец нагнулся, коснулся моих волос и погладил меня. Я встрепенулся, – никогда, сколько я себя помню, он меня не ласкал. Я поднял глаза и испуганно взглянул на него. Он увидел мой испуг и отнял руку.

      – Здесь будешь учиться грамоте, чтобы стать человеком, – сказал он. – Перекрестись.

      На порог вышел учитель. В руках у него была длинная розга, а сам он показался мне свирепым, с огромными зубами, и я впился взглядом в его макушку, пытаясь разглядеть, есть ли у него рога, но ничего не увидел, потому что он носил шляпу.

      – Это мой сын, – сказал отец и, высвободив мою руку из своей ладони, передал меня учителю. – Мясо – твое, кости – мои. Пори его, не жалея, но сделай из него человека.

      – Будь спокоен, капитан Михалис. Инструмент, которым делают людей, у меня есть, – сказал учитель и показал розгу.

      От начальной школы