Судные дни Великого Новгорода. Николай Гейнце

сноп повалился ратник, подскакал другой, но и его уложил меч Карасева.

      Гнавшие женщин побежали с криком:

      – Измена! измена!

      Крик этот достиг до ушей распоряжавшегося этой дикой расправой любимца царя Григория Лукьяновича Малюты Скуратова-Бельского. Он считался грозой даже и среди опричников, и в силу своего влияния на Иоанна имел громадное значение не только в опричине, но, к сожалению, и во всем Русском государстве.

      Григорий Лукьянович пришпорил своего вороного коня, сбруя которого отличалась необычайною роскошью, и поскакал по направлению, откуда раздавались крики. Одновременно с ним, с другой стороны, скакали на внезапного врага еще пятеро опричников. Семен Карасев с одного удара успел свалить поодиночке троих; удар четвертому был неудачнее, он попал вскользь, однако ранил руку, а пятый не успел поднять меча, как споткнулся с конем и потерял под ударом меча свою буйную голову.

      В это мгновение сзади наскакал на Карасева Малюта и кнутовищем ударил по голове храбреца.

      Ошеломленный неожиданностью, Семен быстро обернулся и уже занес тяжелый меч, чтобы перерубить надвое напавшего на него, как Григорий Лукьянович, мгновенно отскочив в сторону, окликнул его:

      – Карась!

      Сиплый голос Малюты, его скуластая, отвратительная наружность, его космы жестких рыжих волос и, наконец, его глаза, горевшие огнем дикой злобы, слишком хорошо были известны Карасеву, чтобы он тотчас же не узнал грозного опричника и не опустил меч.

      – Ты что тут затеял?.. Своих бить? – крикнул Малюта.

      – Я бью не своих, а разбойников...

      – Я тебе покажу рассуждать... Как смел ты поднять руку на царевых слуг!

      – Царь не атаман разбойников... Суди меня Бог и государь, коли в чем повинен я, а невинных бить не дам, пока жив...

      – Какие такие невинные?.. Каких тут невинных бьют... Ты не в своем уме, парень... Бьют изменников...

      – Нет, Григорий Лукьянович, хорошо слышал я слова этой девушки...

      Голос Семена дрогнул, и он рукой указал на инстинктивно прижавшуюся к его коню почти лишавшуюся чувств девушку.

      – Да и злодей тот, которого уложил я первым, подтвердил, что этих женщин топить вели... В чем повинны они?.. – продолжал Карасев.

      Малюта взглянул на девушку, и в глазах его пробежал какой-то адский огонек.

      – Краля-то, кажись, знакомая... Кабы по добру бы обратился ко мне, наградил бы я тебя, царского слугу, этим сокровищем... Отец ее, Афанасий Горбач, в изменном деле уличен и на правеже сдох под палками, а молодая, видно, сгрубила нашим молодцам...

      При этих словах Григория Лукьяновича несчастная девушка как-то дико застонала и окончательно лишилась чувств.

      Если бы Семен Карасев ловко не подхватил ее и не положил поперек седла, она бы упала на землю.

      Занятый этим, он не успел даже ответить что либо Малюте, но бросил на него лишь взгляд, полный непримиримой ненависти.

      Тот же между тем продолжал с усмешкой:

      – А теперь... невинность-то ее разберут после... Брось бабу, да и меч, оскверненный убийством своих и... и следуй за мной. Бери его! – крикнул Малюта подоспевшим опричникам.

      – Ну, это погодишь...