Операция «Пилот». Ирина Дегтярева

не слишком-то это любит. Даник учится в школе недалеко от дома, хотя Игорь предпочел бы, чтобы он остался в прежней. Но после бегства от них Марьяны в Польшу с ее братом и его семьей пришлось отправить Даника к деду и бабушке.

      Игорь теперь часто не ночует дома, в их большой квартире на Крещатике. Отцу-полковнику дали эту трехкомнатную еще в советское время, буквально перед развалом Союза, на излете. Переехали из Новосибирска, где родился Игорь. Не случись тот перевод в Киевский военный округ, сейчас бы Игорь воевал по другую сторону.

      А тогда семья радовалась переезду на юг. Тем более мать родом из Мариуполя. Ну а после развала большой страны отцу не пришлось решать дилемму о присяге, поскольку он уже вышел на пенсию. Хорошая квартира на Крещатике, мягкий климат, школа для Игоря с углубленным изучением иностранных языков – французского и английского.

      Застряв в пробках у кольцевой, Игорь постукивал по рулю, все еще не в силах избавиться от неприятного чувства, оставленного сегодняшней встречей с «болгарским другом». Он заставил себя отключиться от этой темы и снова вернулся к размышлениям, надо ли родителям уезжать. Единственный доступный вариант – Львов. Там снять для них квартиру. Но где сейчас на самом деле безопасно?

      Жена уехала беспрепятственно, тем более что он сразу же подал документы на развод. А вот насчет сына в ССБ родного Управления, пронюхав про отъезд Марьяны, сразу же намекнули: Даника на границе завернут. Как в Советском Союзе. Артистов не выпускали за границу всей семьей, даже если муж и жена служили в одной труппе, чтобы не было соблазна исполнить там звездную роль невозвращенцев.

      В данном случае ССБ сыграла ему на руку. Марьяна не смогла забрать сына. А собиралась. Не из любви, а чтобы насолить Игорю.

      Увидев отцовскую машину, тринадцатилетний Данила выбежал во двор. С черными волнистыми, как у матери, волосами, с узким лицом с тонкими чертами, тринадцатилетний Даник знал, что смазливый, и иногда манерничал, пытаясь выглядеть взрослее, но сейчас по-детски полез обниматься, боднул Игоря лбом в подбородок.

      – Ты колючий, – заметил он отцовскую небритость.

      Игорь хотел было пошутить, что это сын колючий, имея ввиду его подростковую несговорчивость, но воздержался, как раз памятуя о подростковой вспыльчивости, возникающей на пустом месте.

      Они дружно перетаскали пакеты с продуктами в теплую прихожую, где на вешалке висел отцовский старый бушлат, залатанный матерью много раз. На Игоря привычно нахлынуло ощущение, что он дома, причем не здесь, а в Новосибирске. Вот так же там висел отцовский форменный бушлат, только новехонький, пахло кожей от портупеи и ремня. Но все забивал ядреный запах гуталина, которым отец натирал ботинки.

      Из приоткрытой двери со двора тянуло запахом сырой весенней земли. Игорь слышал голоса родителей и сына с кухни. Он прислонился плечом к бушлату, едва не оборвав его с вешалки, и подумал: «Что здесь будет, если они начнут бомбить?»

      Помотал головой,