Приют гнева и снов. Карен Коулс

начать, как вам кажется? – говорю я, будто мне не терпится приступить к работе. – Могла бы убрать это… э-э… – Обвожу рукой весь обозримый хаос.

      – Женщина мне не годится, совершенно не годится.

      – Но…

      – Как это женщину отправить на поиски образцов по всему графству? Это занятие для вас неподходящее.

      – Я вполне способна…

      – Не сомневаюсь, но факт остается фактом: это небезопасно.

      – Я умею постоять за себя, – возражаю я и чувствую, как меня бросает в жар. – Я выросла с тремя братьями и без матери.

      Он поджимает губы.

      – Я постоянно гуляла на природе одна. И это мое любимое занятие.

      Его глаза сужаются.

      – Так значит, вы не боитесь?

      – Конечно нет.

      – А как насчет проклятия на этом доме? – Его губа дергается. Может, он дразнит меня, а может, это нервное. – Полагаю, вы о нем наслышаны?

      – Это выдумки, – отвечаю я, хотя сердце екает в груди.

      – Ох уж эти наивные чаяния юности. – Он берет с полки большую запыленную банку и протягивает ее мне. – А об этом что вы думаете?

      Я беру ее, стираю толстый слой пыли, из-под которого выглядывает чудовищное существо с двумя головами. Банка выскальзывает из рук, но каким-то образом все же умудряюсь поймать ее.

      – Не такая уж и храбрая, как я вижу, – замечает он.

      – Что это?

      Он фыркает.

      – Прайс считает, что это пойманная в ловушку душа.

      Четыре замутненных глаза смотрят на меня.

      – А на самом деле?

      – Аномалия – несформировавшийся зародыш обезьяны.

      Он возвращает банку на место. Только теперь я вижу, сколько же здесь банок, некоторые гораздо больше той, что я только что держала в руках, и в каждой плавает по монстру в желтой жидкости. Отворачиваюсь к микроскопу, к безопасности и растениям.

      Господин Бэнвилл усмехается.

      – Прайс уверен, что я держу демонов в этих банках.

      Мне тоже хочется засмеяться, фыркнуть и сказать, как же это глупо, но смех не приходит. Вместо этого я продолжаю вглядываться в микроскоп, сосредоточенно дышать и стараться не думать об этих душах в стеклянных ловушках.

      Он садится, и стул скрипит под его тяжестью. Стена с желтыми ужасами почти скрыта в тени. Но я буду осторожна и ни за что не забуду, что она там. Да-да. С этим уж я наверняка справлюсь.

      – Само собой вы говорите на латыни?

      Сердце у меня замирает.

      – Я… я не говорю, но… – он ворчит, потирает лоб, – … но я знаю названия растений на латыни и их классификации. – Пожалуйста, только не проверяйте меня. Пожалуйста, только не проверяйте меня. – Я изучала Дарвина и Линнея. – Да я с ума сошла, раз решила, что это мне по силам. Я же ничего не знаю о Дарвине и Линнее, кроме их имен. Знаю только то, чему учил меня отец во время прогулок: названия цветов, и насекомых, и птиц.

      Он отрицательно качает головой.

      – Я специально уточнил…

      Мне вспоминаются слова Тома: «Местные туда не пойдут. Они думают,